Все-таки непонимание социальных законов носит, похоже, тотальный характер. Причина в том, что процессы социогенеза имеют очень инерционный характер, подчиняясь системной логике, а не логике событий. Поэтому удерживать в сознании приходится довольно большой объем информации, а устанавливать причинно-следственные связи необходимо между актами, разнесенными между собой на годы. Клиповое мышление современного человека задачу не вытягивает, пишет российский публицист, политический аналитик Алексей Кунгуров.
Окончательный крах рентной модели экономики сделал невозможным существование путинского режима, базирующегося на контроле над углеводородными доходами. Из этого вовсе не следует, что случится раскол элит, о чем главный сетевой вангователь Валерий Соловей кукарекает уже не первый год. Из факта сокращения кормовых угодий элитки вообще никак не вытекает неизбежность смены парадигмы развития. Оскудение ренты приводит лишь к сокращению едоков. Ряды харчующихся у бюджетного корыта весьма существенно сократятся.
Значит ли это, что внутри элитки возникнет конфликт и драчка за хлебные места? Отнюдь! Секвестр элит может носить стихийный (война всех против всех) или плановый характер. Очевидно, что в Кремле реализуют второй вариант, и уже, кстати, не первый год. Словосочетание «региональные элиты» уже давно воспринимается в шуточном контексте. За некоторым исключением (Татарстан, Чечня, Краснодарский край и еще несколько привилегированных регионов) провинциальные верхушки полностью утратили субъектность и являются обслуживающим персоналом московских хозяев. Из элиты явочным порядком исключены и олигархи. А ведь некоторые юмористы еще недавно называли правящий режим олигархическим. Подул холодный ветерок – и олигархи оказались голыми на морозе. На Западе их имущество изъяли (а если что-то и не изъяли, то только пока), а активы внутри рейха в считанные месяцы стали убыточными.
Да, пока бухгалтерская отчетность еще не звучит, как реквием. Но отчетность всегда отображает прошлое. Например, «Северсталь» снизила производство профильной продукции на 8%. Выглядит совсем не страшно. Однако, если принять во внимание, что половина стали шла на экспорт, и только за первое полугодие вывоз металлов сократился на 5%, а по итогам года планируется проседание на 15%, то поводов для оптимизма не остается. Глава «Северстали» Мордашов делает жалкие попытки вербально поддержать котировки акций корпорации, рассуждая о том, каким мощным драйвером для сталеваров может стать внутренний рынок: надо, дескать, нарастить строительство, прежде всего жилищное – это создаст дополнительный спрос на сталепрокат.
Нет, не создаст, внутреннее потребление уже провалилось на 15%, и это при том, что строители работали, как говорится, на склад. Объем нереализованных квартир в новостройках достиг рекордных 66%, а отмена с 2023 г. льготной ипотеки еще больше подкосит отрасль. Так что металлурги находятся в клещах – с одной стороны будет падать внутреннее потребление, с другой – сужаться возможности экспорта. В итоге придется останавливать домны, потому как работать на склад долго не получится.
Замещение экспортных рынков, аресловутый поворот на восток – сказки для скрепных дурачков. Все дальневосточные порты переваливают черных металлов порядка 7 млн т., в год, в то время как один только порт Новороссийск отгружает 8,5 млн т. Транссиб – не резиновый, и за доступ к транспортной инфраструктуре еще придется подраться с угольщиками, которые полностью потеряли европейский рынок. А тут еще и нефтяники, потерявшие после 5 декабря половину экспорта (!!!) хватаются, как утопающий за соломинку, за индийский и китайский рынки, что нагружает логистику в восточном направлении.
В общем, олигархи, регионалы, значительная часть бизнеса, сидящего на бюджете, из элитки явочным порядком выписывается. Подобные описанному кризисы случались и раньше, например в период ковидобесия цены на нефть вообще уходили в отрицательную зону. Но тогда достаточно было переждать плохие времена, на смену которым неизбежно приходят хорошие (для тех, кто выжил). Принципиальное отличие текущего кризиса – его политическая природа. Пока идет война, негативные тенденции останутся неизменными. Победа в войне с Украиной (хотя никто не знает, в чем она может заключаться) так же не снимет с шеи российской экономики санкционную удавку, скорее, затянет ее еще сильнее. Позитивные результаты может дать только поражение в войне, но для кремлевской верхушки оно абсолютно неприемлемо, потому как ни на какую почетную капитуляцию, в духе Портсмутского мира 1905 г. с Японией нет даже призрачных надежд.
Поскольку выиграть войну на поле боя не представляется возможным (не отработан фактор ядерного оружия, но и оно Москву точно не спасет) и выторговать хоть сколько-нибудь приемлемый мир не получается, кремлевские ставят на максимальное затягивание войны. У них просто нет другого выхода. Соответственно, экономика будет сжиматься, доходность падать, места у кормушки сокращаться. Элитка продолжит постепенно усыхать, частично даже подъедать сама себя в рамках борьбы за место под меркнущим солнцем. Но никакого раскола элит в принципе произойти не может. Гипотетически резня между бандами, например, в случае смерти пахана, может случиться, но раскол исключен.
Чисто техническую причину точно и лаконично описал канал «Свободная Беларусь» – раскол в верхах происходит только в тех диктаторских режимах, что практикуют коллективное управление в том или ином виде. В персоналистских сатрапиях типа путинской нет ни малейшего намека на коллективное принятие решений и механизмы согласования интересов различных группировок. Остается объяснить, почему Рассиюшкой правит именно самодержавный автократ, а не военная хунта, например.
Для этого снова придется углубиться в экономический базис. Почему раскол элит произошел в 1917 г., хотя модель управления была суперцентрализованной? Потому что в начале прошлого века российская элита была далеко не монолитна: консервативную ее часть представляла феодальная аграрная аристократия, сросшаяся с дворянским охранительным чиновничеством, идеологически консерваторов обслуживала церковь, политически они ориентировались на абсолютную монархию. Прогрессивной частью элиты являлась буржуазия, идейно окормляемая разночинной интеллигенцией, политический идеал прогрессистов – парламентская республика (анахронический антураж в виде конституционной монархии допускался).
Главным актором дворцового переворота выступила армейская верхушка. Кажется, что генералы, тем более, во время войны, должны быть надежной опорой трона, но эта точка зрения глубоко ошибочна. Генералам, чтобы выиграть войну, нужны пушки и аэропланы, а дать их может только промышленность, а не церковь и помещики. Поэтому интересы генералитета и промышленно-финансовой буржуазии естественным образом смыкаются: у одних есть заинтересованность в свержении монархии и обретении власти, у других – возможность совершения переворота. Остальное – дело техники. Строго говоря, заговорщики не собирались демонтировать царизм, технически они хотели лишь посадить на трон царя, который не будет мешать им проводить собственную политику, но это детали.
Характер нынешней элитки – чисто криминальный. Структурно она совершенно монолитна. И если раньше еще можно было уповать на конфликт интересов между ворами-чекистами и ворами-«либералами», то сегодня даже эта призрачная надежда давно утрачена. В верхах не происходит конкуренции между группировками, представляющими различные социально-экономические уклады, как это имело место сто лет назад, когда страна находилась в состоянии затянувшегося перехода от традиционной экономики к индустриальной. И чекисты, и либералы кормились с ренты; и те, и другие заинтересованы в инволюционном характере развития, то есть в деградации, сбросе социумом излишней системной сложности, ибо только это позволяло сохранить монополию на власть, не допустить возникновения конкурирующей элиты, условно «постиндустриальной», вызревающей в очаге нового уклада.
Очевидно, что внутривидовую конкуренцию «либералы» вдрызг проиграли, символом несостоявшейся либеральной «оппозиции» стал Чубайс, грустно бредущий куда-то по стамбульскому аэропорту. Другой видный «либерал», фанат айфонов и тосканских вин, задвинутый на заднюю скамейку, пьет горькую и пытается в своих твитах переплюнуть Гитлера по накалу мизантропической истерики. Условно либеральные пропагандисты с готовностью осваивают бюджеты на военную пропаганду и воспевают верность фюреру. Если война в разлагающейся Российской империи обострила внутриэлитные противоречия между консерваторами и прогрессистами, то нынешняя война их ликвидировала, сделав верхушку более гомогенной.
Но можно ли рассчитывать на протест снизу? Противоречия между верхами и низами носят совершенно неустранимый характер и война может их обострить. Увы, но системные тренды делают такой вариант крайне маловероятным. Начало XX века – время становления русской нации. Нация – порождение индустриального общества. Нация, как политическая общность, связанная общими экономическими интересами, немыслима при традиционном укладе, где существуют общности племенные, конфессиональные, сословные, цеховые. Но сообщество равноправных граждан в феодальную эпоху невозможно по определению, поскольку никакого равенства прав в доиндустриальном укладе быть не могло.
Да, окончательно нация была оформлена в середине века под брендом «советский народ» и имела мало общего с понятием «гражданское общество». Тем не менее советский народ являлся полноценной нацией индустриальной эпохи – с надэтническим типом самосознания, выстроенной на политическом ценностном каркасе, создавшей помимо экономического базиса собственную социальную мифологию и культурную среду. Мы не будем обсуждать характеристики ценностного каркаса и идеологический потенциал социального мифа. Достаточно просто констатировать, что нация сложилась и даже в период своего упадка в конце 80-х сумела проявить политическую субъектность, пускай и в деструктивном ключе.
Главное свойство нации – обладание ею политической субъектностью. Если не вдаваться в детали, то это – наличие осознаваемых интересов и готовность их защищать. У всех слоев общества есть общие групповые интересы, иногда антагонистические, как например у наемных работников и работодателей, но при этом есть интересы, которые их объединяют. Например, все страты заинтересованы в существовании правового государства, как механизма разрешения внутренних противоречий.
В период зарождения нации некоторые социальные группы созревают раньше, раньше осознают свою субъектность – они становятся зародышами будущей нации. Творческой интеллигенции нужна свобода слова и вообще возможность бесцензурно творить. Научной общественности требуется свободный доступ к информации и возможность обмена ею. Буржуазии необходима действенная правовая система, созидать которую может только парламент, следовательно, им нужна власть. Рабочим требуются профсоюзы, чтоб добиваться защиты своих трудовых прав. Вот эти группы и проявили свою политическую субъектность в феврале 1917 г. как сообща, так и направленную друг против друга в некоторых случаях.
Сегодня социальная система в РФ инволюционирует, то есть теряет системную сложность, разрушается. Соответственно происходит не осознание своих интересов социальными группами, а их утрата, в том числе утрачиваются и общенациональные интересы. Индустрия, пусть и деградирующая, еще дышит, соответственно, существует и рабочий класс. Как он проявляет свою коллективную субъектность? Да никак! Рабочий воспринимает себя, скорее, как холопа, но не как наемного работника, продающего свой труд и заинтересованного в том, чтобы продавать его дороже. Владельцу предприятия не нужна правовая система, гарантирующая право частной собственности, доступ к рынкам, защита от недобросовестной конкуренции. Он заинтересован в получении казенных подрядов, поэтому стремится к благосклонности со стороны администраторов бюджетной ренты. Может быть, журналистам нужна свобода слова? Да нифига! Они мечтают стать пресс-секретарями у чиновников или обслуживать пропагандистские потребности государства.
В целом можно говорить об утрате собственных интересов всеми социальными слоями, которые конкурируют между собой, пытаясь подороже продать свою лояльность власти. Подобная атомизация – самое естественное следствие разрушения нации, утраты ею политической субъектности. Да, есть небольшая часть населения, которой нужна свобода слова, конкурентные выборы, судебная система, гарантии прав собственности, возможность заниматься всякого рода творчеством и прочие излишества, но она глубоко маргинальна и ныне большей частью тусуется в кафешках Тбилиси и Ташкента, никоим образом не влияя на ситуацию внутри РФ.
По мере национальной деструкции какое-либо проявление политической субъектности со стороны общества (его частей) становится все более слабо выраженным вплоть до полной утраты импульса, что мы сегодня и наблюдаем. В этой ситуации надежды на какой-то протестный движ снизу совершенно беспочвенны.
Это не хорошо и не плохо, просто так есть. Сколько бы пропаганда не надрывалась, но воевать с Украиной плебс будет только из-под палки, то есть максимально плохо, поскольку не видит в этом своего интереса. Но и бунтовать не осмелится, ибо совершенно не понимает, зачем. Из этого мы можем сделать вывод, что судьбоносным для Мордора станет внешнее воздействие (военный разгром, экономическое удушение), но никак не внутренние политические процессы, будь то в верхах или низах.
Я не раз повторял эмпирический закон социодинамики: инерция больших социальных систем носит необратимый характер. Если РФ, как исторический субъект, решилась со всей дури самоубиться, то мешать этому бесполезно. Просто давайте дождемся неизбежного результата. Уничтожение российской государственности в данном контексте является благом, поскольку позволит обществу обрести и проявить свою субъектность. Даже в случае распада страны.
Будет ли 2023-й год решающим и переломным? Ответить на этот вопрос объективно невозможно. Мои субъективные ощущения говорят, что запас прочности у путинского рейха достаточен, чтобы продержаться еще 12 месяцев. Выжить он уже принципиально не способен (чем не повод для радости?), но процесс мучительной смерти может затянуться. В любом случае исход дела предрешен. Зомбиленд издыхает от истощения и его уже точно ничто не спасет. Жить в период смены эпох – удовольствие сомнительное, но зато скучать не приходится.
Добро пожаловать в реальность!