Телеграм-каналы облетело видео, на котором мужчина орудует канцелярским ножом возле гениталий связанного и лежащего на земле человека в камуфляже. Украинские СМИ пишут, что садист с ножом — российский военный. Ему помогают другие люди в форме. После издевательств лежащему человеку стреляют в голову и уволакивают на верёвках.
Можно ли понять, оправдать садистское поведение на войне?
— Понять мотивы, почему военные так делают, можно. Но оправдать нельзя, — рассказывает Еврорадио психолог Наталья Скибская. — К примеру, у Путина и Лукашенко было нелёгкое детство. Оправдывает ли это их поведение? В своей голове мы можем фантазировать всё что угодно. Вопрос только в реализации. Если бы Путин сидел, фантазировал и боялся, что на него нападут, но ничего не делал — это было бы делом его внутреннего мира. Вопрос в том, как это реализовалось.
Какие факторы могут толкать военных на преступления?
— Здесь есть несколько моментов. Во-первых, это отчаяние. Грубо говоря, такое поведение — это как репетиция, проигрывание собственной смерти в будущем, — объясняет Наталья Скибская. — Во-вторых есть просто люди-садисты. Люди, которые толерантны к насилию и поддерживают его, которые сами когда-то являлись свидетелями либо жертвами насилия.
К примеру, в детстве ребёнок наблюдал за конфликтами, драками родителей. Потом он вырастает, воспроизводит это в своей семье. Его дети перенимают эту же позицию и так далее. И вообще армия — это структура, которая полна подчинения и насилия. Это система насилия, которое постоянно практикуется.
К тому же мы всегда падаем на базовый уровень [примитивных поступков], когда у нас страдает нижний уровень пирамиды Маслоу. Когда мы не поели, когда мы плохо спим, когда не обеспечена личная безопасность и так далее. И это же происходит с людьми на войне. “Какое разговаривать? Бей, и всё!” Тотальное чувство небезопасности сильно повышает уровень тревоги. Человек не справляется, очень много напряжения, которое невозможно сдерживать, вероятность аффекта увеличивается. И это касается всех, даже очень умных и зрелых людей.
— То, что мы говорим или облекаем в мысли, — это лишь малая часть того, что происходит внутри нас, — продолжает Наталья. — Если рассматривать эти преступления — когда была отрублена голова, гениталии, — то это абсолютная фантазия с точки зрения психологии. Солдат кастрирует, а кастрирует — значит, лишает силы. В символике военного (если мы предполагаем, что это был россиянин) он лишает силы украинскую армию.
И ещё учитывайте идеологию, ведь она — мощный источник воздействия на символический пласт. Поэтому она такая тупая, архипримитивная. Потому что именно примитивные символы работают лучше всего. И они [садисты], конечно же, находятся под воздействием этой идеологии, пропаганды, которой их накачивают. Переходить на первобытный уровень, где есть агрессия, — самое простое в идеологической работе. Стимулировать эти вещи легко.
Пандемия COVID тоже очень сильно повлияла на психическое здоровье людей. Известно о взаимосвязи, когда часто войны начинались после прихода какой-то неизвестной инфекции. Люди чувствовали свою беззащитность, не знали, что это за незримый и непонятный враг. Мы за время “короны” накопили очень негативный опыт, наш мир стал очень тревожным, очень опасным. Соответственно, люди, которые не умеют справляться с собственным напряжением, выплёскивают эту агрессию в общество. Получается так: “корона”, негативное детство, напряжение в обществе, идентификация с агрессором — и вот мы имеем на выходе войну и такое [садистское] поведение.
Здоровы ли психически те, кто мучает пленников?
— Вполне возможно, что у большей части солдат, которые сейчас на войне, нет установленного диагноза, — говорит психолог. — Мы можем предполагать, что у них какое-то нарушение — например, садистические наклонности, аффективное расстройство. Но для этого нужно обследование.
Я думаю, большинство психиатров назовут среднего русского солдата пригодным и психически здоровым. Но не здоровым психологически. Тут есть грань, разговариваем ли мы в рамках психологии или мы переходим в область психиатрии.
Когда назначают экспертизу в случае убийства, то нужно выяснить, не находился ли человек в состоянии аффекта в момент совершения преступления. Были ли в состоянии аффекта те военные, которые творили эти вещи? Тут я не могу сказать, так как не знаю всех деталей. Но все солдаты, которые признаны годными, проходят обследование, в том числе и психиатра. Говорить в целом, что они там все невменяемые, мы не можем. Они же прошли медосмотр.
Что делать родственникам замученного — смириться, мстить?
— Можно как-то попытаться компенсировать случившееся, но боль это никак не отменит, не вернёт человека, — считает психолог. — Это абсолютная воля родственников, и они вправе не прощать.
У нас постоянно разгоняется тема о прощении. Мол, “простите, потому что если вы не прощаете, то вы сами живёте в муках”. Нет, мучаются больше от того, что их все вынуждают понять и простить. А они имеют право не прощать. Имеют право ненавидеть, право желать отомстить. И не надо от них требовать прощения. Как можно спокойно жить дальше, когда у тебя убили ребёнка? Истории, когда насиловали внучку на глазах у бабушки или маму на глазах у ребёнка — здесь есть абсолютно чёткий умысел, когда это совершается целенаправленно. Что там прощать?
Вспомните случай, когда у мужчины погибла жена и двое детей в авиакатастрофе, произошедшей по вине авиадиспетчера. Над работником аэропорта шли суды, но для убитого горем мужчины это не послужило компенсацией. Он отомстил, убил авиадиспетчера. Мы имеем право на любые эмоции, но вопрос в их реализации. Это самая сложная морально-этическая дилемма. Это частное, здесь нет однозначных решений и универсальных формул. Каждый человек осознаёт последствия и решает для себя лично — приемлемо это или нет, — резюмирует психолог.
Добро пожаловать в реальность!