Когда наступит перелом.
— Возрождается, пусть и под другим названием, пионерия. (Власти) хочется больше инструментов для обработки населения, — отметил известный российский журналист Сергей Пархоменко в эфире Популярной политики.
— И, кроме того, это огромная кормушка. В масштабах страны — это сотни тысяч, а может быть, даже миллионы штатных единиц, разнообразные мероприятия, а значит, бюджеты и потоки, которые можно «пилить»… Еще и октябрята сейчас вылезут откуда-нибудь. Помимо идеологии, есть ведь бизнес-составляющая — кто-то должен делать звездочки и миллионы треугольных галстуков (я еще помню, как они завязываются)…
В чем на самом деле состоит глубинная путинская идея, помимо возрождения СССР — и есть ли она вовсе? По мнению журналиста, нынешние идеологи ничего нового и оригинального придумать не могут и даже не пытаются, поэтому берут из запасников старое, то, что, по их мнению, когда-то работало.
— Путинская идея отличается тем, что ее в стабильном виде не существует. Через каждые пять минут, по первому щелчку пальцами, она может замениться на противоположную. То мы великая страна, перед которой все трепещут и склоняются. То, наоборот, все нас ненавидят, и мы не виноваты, потому что все хотели напасть на нас, а мы только защищаемся. Почему-то никому не приходит в голову, что это прямо противоположные вещи, что — или так, или сяк.
Многие россияне в этой ситуации, убежден Сергей Пархоменко, не верят ни в одно, ни в другое, а просто «выбирают наименее болезненное положение тела», как больной с тяжелой формой радикулита.
Чтобы было не так страшно и не было ощущения соучастия в чудовищных убийствах, чтобы дистанцироваться, отгородиться от того страшного, что они не хотят знать, люди охотно пользуются конструктами «все не так однозначно», «вы все неправильно понимаете», «где вы были восемь лет» и прочими деталями из методички пропагандистов.
— Позиция людей, подвергающихся пропаганде — «оставьте меня в покое». Позвольте мне ничего не знать, я отдельно, я сам по себе — это у вас там война, а у меня все хорошо… И такое работает, за исключением тех, кто получает своих родных в полиэтиленовых пакетах в последнее время. Но это, чаще всего, бедные, малоразвитые национальные республики, на которые обрушился груз жертв — очень много репортажей в последнее время из Калмыкии, Тувы, Бурятии, Якутии, Алтая. Вот они чувствуют эту войну, а остальные пока имеют возможность повторять «оставьте меня в покое».
Однако рано или поздно, говорит журналист, все изменится. Причем не плавно, а резко, в один момент, когда людям скажут: война кончилась, и страна кончилась, страны больше нет, и человека, которого «показывали в качестве вечного фараона», тоже нет.
— Хотя, конечно, это произойдет не завтра. Думаю, нас еще ожидает длительный период войны. Потому что российская армия начала окапываться, держаться за то, что успела схватить, и теперь задача — не вернуть это. Но мне кажется, что в какой-то момент все придет к слому, к радикальному, качественному изменению ситуации. Для России, к сожалению, трагическому — я не вижу хорошего выхода для России.
…Я думаю, что Владимир Путин безнадежен. Он ничего не отменит, не остановит, не повернет назад. Не существует такой ситуации, в которой он поймет, что ее нужно изменить. Он будет пытаться тянуть, пересидеть, перехитрить. Идея заключается в том, чтобы сидеть и ждать, как оно будет.
И главное, чего он ждет — будете долго смеяться — выборов в Америке, когда сменится Конгресс, Сенат, Палата представителей, помощь Украине кончится, скандал с НАТО опять начнется – а вдруг выберут опять Трампа или каких-то трамповских людей?
Он считает это своим колоссальным преимуществом, что все меняются, а он нет. Он уже и Меркель пересидел, и Саркози, и Берлускони, и несметное количество британских премьеров. И планирует еще посидеть, подождать, пока ему будет лучше. Никакой другой стратегии нет.
Добро пожаловать в реальность!