Политический обозреватель Кирилл Рогов подводит предварительные итоги казахстанских протестов.
Информационный вакуум и мутная воронка
Первая важная особенность казахстанских событий – та, что наше понимание происходящего носит отрывочный и неточный характер. И это не только потому, что мы сидим в России. Жители Казахстана знают и понимают в происходящем не только не больше, а иногда и меньше, и также питаются слухами о джусах, кланах, родственниках.
Отсутствие пользующихся доверием источников информации и лидеров, общественны фигур, чье мнение и чья понимание ситуации вызывали бы доверие людей, — важный институциональный эффект длительного авторитарного правления. Это в конце концов и создает ту мутную воронку, в которой завариваются насилие и гражданская война.
В то же время мы можем анализировать какие-то системные и институциональные вещи, которые видны со стороны не хуже, чем изнутри, опираясь на сравнительные данные. События в Казахстане лежат на пересечении двух хорошо известных феноменов – логики массовых протестов и логики транзита власти в недемократических странах.
О логиках второго феномена на материале постсоветских стран я писал в работе «Новый государь». Но тогда исход казахстанского эксперимента не был известен. Теперь можно оценить его промежуточные итоги. Я не специалист по Центральной Азии и Казахстану, поэтому мне доступны только внешние и сравнительные наблюдения, и я заранее приношу извинения за неточности.
Логика протестов: три фазы
Из того, что мы все-таким знаем, можно заключить, что у массовых протестов в Казахстане было три фазы. Сначала они носили социальный характер – против повышения цен на газ. Масштаб их нам неизвестен, хотя мы знаем, что общая напряженность и склонность населения к протестам в последние годы в Казахстане росли.
Несмотря на то, что власти достаточно быстро заявили о готовности к уступкам, протесты разрастались. Убедительных силовых акций против протестующих не было. К 4 января протесты распространились по стране, перекинулись на Алматы и при этом приобрели отчетливый политический характер. К этому моменту в фокусе протестующих оказалась «система Назарбаева» и его «семья» как символ этой системы. Это вторая фаза.
Пятого января начинается третья фаза: среди протестующих появляются агрессивные группы, на улицы «выбрасывается» оружие (кто-то привозит его и просто оставляет на улицах в багажниках дешевых легковушек). Важным фактором перехода к новой фазе становится полное отсутствие в Алматы силовиков и полиции. Алматы погружается в анархию и хаос, появляются погромщики.
Очень важно осознать этот момент. Правительство может принять решение о подавлении протестов, тогда полиция наступает на протестующих. Оно может их не подавлять, тогда полиция стоит по периметру. Все понимают: вот это протестующие, вот это полиция по периметру, а за его границами – город со своей обычной жизнью. И совсем иная, третья ситуация, если полиция уходит с улиц. Тогда ситуация выходит из-под контроля. Вы не можете сказать, где протестующие, где мародерствующие гастарбайтеры, где «люди дикого Армана», кто что делает и зачем.
Такая ситуация может вести к хаосу, но чаще всего она дает аргументы властям интерпретировать протесты как мятеж и погром и открывает дорогу к неограниченному применению силы. Логика событий круто меняется.
Логика транзита: переворот переворота
5 января происходят события, которые при желании можно охарактеризовать как государственный переворот. Президент Токаев в очередном обращении к нации с призывом сохранять спокойствие и прекратить эскалацию насилия вскользь сообщает, что становится с этого дня главой Совета безопасности.
По закону о Совете безопасности его председателем является «Елбасы», т.е. бывший президент Назарбаев, должность которого (Елбасы) прописана в конституции. Замечательно, что Токаев даже не ссылается на какой-то юридический акт, благодаря которому он стал главой Совета безопасности, а лишь упоминает вскользь об этом («Поэтому как Глава государства и с сегодняшнего дня Председатель Совета безопасности намерен действовать максимально жестко.
Это вопрос безопасности наших граждан, которые обращаются с многочисленными просьбами ко мне защитить их жизнь»). Он и не мог сослаться ни на какой юридический акт, потому что с точки зрения конституции и действующего законодательства отправить живого Елбасы в отставку с этих постов невозможно. Но разгул насилия, возникающий в результате ухода полиции, становится обоснованием этого выхода за пределы того, что считалось легальным порядком.
Организованный Назарбаевым плавный транзит власти в Казахстане опирался на остроумную конструкцию «расщепления» власти. В то время как избранный президент Токаев обладал электоральной легитимностью, сам Назарбаев обладал экстра-электоральной (доктринальной) легитимностью – как «лидер нации» он стоял как бы над президентом в вопросах национального суверенитета и безопасности.
Впрочем, электоральная легитимность Токаева является в значительной мере фикцией. Это Назарбаев «провел» его через выборы, сделав избранным президентом. Но фиктивной является и доктринальная, экстра-электоральная легитимность Назарбаева – он сам ее для себя придумал, а протестующие убедительно отвергли ее свержением его памятников.
В этой ситуации, в сущности, значение имеет, кто выступил с обращением к нации. Легко представить, что 5 января к ней обратился бы наоборот Назарбаев. Он заявил бы, что в сложившейся ситуации вынужден «вернуться» — принять на себя непосредственное руководство силовыми министерствами, правительством и всеми органами исполнительной власти.
«Это вопрос безопасности наших граждан, которые обращаются с многочисленными просьбами ко мне защитить их жизнь», разумеется, добавил бы он. Токаев оказался бы лишен рычагов управления. А весной можно было бы провести выборы нового президента, после обращения Токаева с просьбой об отставке.
Таким образом, главным событием является то, что Назарбаев не обратился к нации. Почему и как это произошло, мы узнаем, скорее всего, много позже. Но это и было поворотным пунктом. Ущербная легитимность Токаева была объявлена истинной, а ущербная легитимность Назарбаева низложена.
Из этого эпизода мы можем также видеть, какой незначимой ерундой являются, в сущности, все эти конституционные ухищрения авторитаризмов – все эти продления, поправки, исключения, оговорки, должности елбасы и колбасы. Все знают, что это булшит, не имеющий отношения к реальному конституционализму и законности. И все это летит к чертям при первом же случае. Изи кам, изи гоу.
Черный рыцарь
Мы не знаем, почему 5 января силовики и полиция, которых, как говорят, в Алматы было на тот момент достаточно, вдруг покинули город. Но, в принципе, это укладывается в логику народных протестов и режимных трансформаций.
Когда протест достаточно убедителен и в представлении населения легитимен, силовики испытывают колебания – стоит ли им воевать с собственными гражданами и так ли уже легитимны те, кто отдает им приказы? Это колебание – ключевой момент протестов. Он открывает путь к тому, чтобы старое правительство, вызвавшее ненависть протестующих, ушло, открыв дорогу новым договоренностям, новым пактам и новым выборам. Это нормальное, мирное развитие событий.
Но ситуация может кардинально изменится в случае появления «черного рыцаря» — силы, способной защитить еще действующее правительство, несмотря на сомнения силовиков и убедительность протестов. Это меняет калькуляции этих самых силовиков, которые осознают, что, даже при их бездействии, правительство может удержаться, и тогда они окажутся не людьми, «оставшимися на стороне народа», а не выполнившими приказ изменниками.
В этом и был смысл обращения Токаева к ОДКБ, которое, разумеется, является лишь маской, за которой прячется российский Кремль. Оно стало сигналом местным силовикам и элитам, что Токаев удержится и стоит становится под его знамена (так же было в Беларуси).
Практически параллельно с обращением к Москве о помощи, которое было немедленно акцептировано, Токаев объявил об отставке руководителей Комитета национальной безопасности – его главы Карима Масимова, и его первого заместителя Самата Абиша, племянника Назарбаева, т.е. двух людей, которые гарантировали контроль Назарбаева над силовым блоком.
Характерно и то, что с этого момента Токаев заговорил путинским языком: протесты спланированы из-за бугра, а протестующие террористы, с которыми переговоров не ведут.
Выводы: протестно-клановый транзит
Транзит власти в Казахстане вот уже в течение семидесяти с лишним лет происходит по очень похожему сценарию.
В 1959 г. в Темиртау, на строительстве металлургического комбината вспыхнули волнения, переросшие в беспорядки и мародерство. Они были подавлены советской армией. В следующем году первый секретарь компартии Казахстана Николай Беляев был смещен, вместо него был назначен «национальный кадр» Динмухамед Кунаев. Он правил республикой 26 лет, почитался как отец нации. Его смещение в 1986 г. и назначение главой компартии республики русского партийного босса Колбина вызвало массовые протесты в Алма-Ате.
Окружение Назарбаева (тогда премьер-министра республики и кандидата на пост Кунаева) винило в их организации последнего, окружение Кунаева – напротив винило Назарбаева, который «рвется к власти». Горбачев не пошел на уступки и Колбин оставался в должности до июня 1989 г. Но это восстание убедило Москву в том, что Казахстан – это республика казахов (хотя де-факто они не составляли в ней большинства).
И в 1989 г. республику уверенно возглавил Назарбаев. Который построил фактически мононациональную казахскую государственность, правил более 30 лет и был окончательно смещен (во всяком случае так это выглядит сейчас) в результате волнений, вспыхнувших в начале 2022 г.
В целом, этот сценарий выглядит следующим образом. Стихийно возникающие протесты приобретают размах и брутальность в условиях, когда позиции главного босса выглядят несколько ослабленными. У этих стихийных протестов нет своего голоса и повестки, институции, которая их представляет и вещает от их имени. В результате, на следующем витке они становятся разменной монетой в борьбе верхушечных кланов, которая разрешается при поддержке Москвы.
Выводы: игра «Как стать боссом»
Транзит власти в Казахстане (во всяком случае на сегодняшний день) выглядит отчасти похожим на транзиты власти в других Центрально-азиатских сатрапиях или, более научно выражаясь, авторитарных гегемониях. Они подчиняются логике игры «один босс в городе, или как стать боссом».
Несмотря на то, что Назарбаев стремился уйти от традиционного казахского сценария, организовав плавный транзит власти, он разрывался между интересами преемственности курса и интересами «семьи». «Семья» была его самым надежным ресурсом власти и ахиллесовой пятой одновременно.
Именно ненависть к ней значительной части казахстанской элиты и населения помогла Токаеву победить, выйдя из-под опеки прежнего босса. Но своей победой Токаев, также как его предшественники, обязан Москве. Впрочем, Назарбаеву удалось в значительной мере выйти из-под этой опеки. И такой же становится главная задача президентства Токаева.
Транзит власти в Казахстане оказался очень похож на аналогичные события в Туркменистане и Узбекистане именно в своем институциональном аспекте. Недемократический транзит власти выявляет те главные институты, которые работают в авторитарной гегемонии постсоветского типа.
Это «Семья» и «Силовики». Парадокс, однако, заключается в том, что эти два института являются главным ресурсом действующего «босса», и становятся главными жертвами реального транзита власти, когда он, наконец, случается.
Чтобы стать новым боссом, сменщик должен уничтожить самых главных, внушавших трепет «силовиков» прежнего «босса» и лишить собственности его «Семью». Чтобы назначить своих надежных и внушающих трепет «силовиков» и начать создавать свою «Семью». Ну, и немного потоптать по ходу китель прежнего босса. Иначе какой же ты «настоящий босс», если здесь висит чужой китель.
Добро пожаловать в реальность!