Президентские выборы в Беларуси пройдут 26 января 2025 года. Существенная часть демсил уже предложила беларусам и беларускам план действий — голосовать «против всех». В колонке для «Зеркала» политический аналитик Артем Шрайбман рассуждает о том, что один крайне важный аспект этой кампании оппоненты Лукашенко упускают из виду — что делать после дня голосования?
Беларусские выборы лишаются своего прежнего значения как событие, задающее тренды во внутренней политике. Разумеется, для многих в стране это все еще нервное время: для беларусов с протестным бэкграундом, которых теперь могут профилактически «навестить» перед выборами; для номенклатурщиков, которым надо, чтобы цифры в протоколах понравились начальству; для пропагандистов, которым надо три месяца изображать обсуждение административного ритуала как чего-то важного.
Но пространство для интриги осталось лишь в таких пустых вопросах, как фамилии второго и третьего спойлера в бюллетенях, кроме Олега Гайдукевича, или вторая цифра после восьмерки в итоговом результате Лукашенко.
Поэтому тактика выдавленной из страны оппозиции на эти выборы имеет такое же нулевое внутриполитическое значение, как и сам процесс. Идея голосовать «против всех» может продаваться западным партнерам и донорам демсил как мобилизация в сложных условиях. По факту же мы очень вряд ли узнаем, случилась ли эта мобилизация и в каком объеме, потому что нет объективных инструментов ее померить.
Даже независимые опросы после выборов, если их кто-то решится провести, будут ненадежны. Погрешность в данных из-за страха говорить с социологами на темы внутренней политики вполне может быть выше, чем число тех, кто решил проголосовать «против всех» именно по призыву демсил (а не просто так, по зову сердца). То же самое можно сказать и об идеях вечных сторонников бойкота вроде Зенона Позняка. Даже если бы демсилы поддержали его, никто не узнал бы, сколько человек отказалось бы прийти на участки, и тем более — по призыву оппозиции. Явка, как и процент голосов, фабрикуются без особых проблем.
Единственный внутренний эффект от идеи демсил прийти на участки и проголосовать против всех — психологический. Так люди внутри страны могут воспользоваться последним легальным правом высказать протест этой системе, пусть и протест тихий. Это не вопрос создания политического стресса для режима. Это вопрос сохранения людьми собственного достоинства и непризнания того, что они перевернули страницу.
Альтернативные идеи в шутку голосовать за оставшихся спойлеров, чтобы заставить нервничать в первую очередь их самих, имеют такой же нулевой политический выхлоп (власть все равно нарисует как надо), но куда меньший объединительный потенциал для протестной аудитории. Учитывая слишком очевидную бесперспективность такой игры, многие просто побрезгуют ставить галочки напротив предложенных властью имитаторов альтернативы.
Поэтому можно сказать, что, не имея политически эффективных альтернатив, демсилы выбрали лучший из возможных вариантов консолидации сторонников вокруг простой, пусть и слабо осязаемой идеи — сохранить чувство собственного достоинства и отвергнуть социальный контракт, составленный ГУБОПиКом.
При этом нельзя сказать, что и внешнеполитическое измерение этой избирательной кампании такое же пустое, как и внутреннее. Но здесь, как мне кажется, демсилы пока работают с фокусом на второстепенном вопросе. Свои дипломатические усилия они направляют на то, чтобы не допустить легитимизации беларусского режима на Западе по итогам этой кампании.
Но этот вопрос на самом деле не стоит на повестке дня ни в одной из западных столиц. Никто там не ожидает этих выборов, чтобы забыть 2020 год как страшный сон и выписать Минску долгожданное признание. Соучастие в войне, жестокие репрессии и остальные проблемы, которые насоздавал Лукашенко Западу, — куда больший барьер для восстановления отношений, чем электоральный ритуал, который уж точно не станет более конкурентным, чем в 2020 году.
Иными словами, борьба с признанием легитимности Лукашенко в связи с выборами — это ложная цель. Если контакты с ним и возобновятся, то не потому, что кому-то понравятся его очередные перевыборы, а потому, что Минск может захотеть что-то Западу после этих выборов предложить.
По итогам президентской кампании у Лукашенко на горизонте как минимум три года не будет никаких выборов, и это может придать режиму достаточно внутреннего спокойствия, чтобы продолжить эксперименты на западном фронте. Например, продолжив освобождать политзаключенных или сняв с повестки дня миграционный кризис.
Если и война в Украине в 2025 году вдруг пойдет в сторону перемирия (во что пока верится слабо), это даст Минску еще один стимул активизировать разговор с Западом вокруг идеи своего участия в переговорах. Ну или как минимум предложить пересмотреть санкции, введенные за «соагрессию». Ведь если на паузу станет война, на паузе будет и беларусское соучастие в ней.
Неизвестно, сложится ли хоть что-то из этого пазла и захотят ли какие-то игроки на Западе включиться в такой диалог с Лукашенко. Они вполне могут решить, что минский режим уже настолько стал филиалом московского, что нет смысла тратить на него свое внимание.
Но, с другой стороны, у кого-то в Вашингтоне, Берлине, Лондоне, Варшаве или Брюсселе может и появиться соблазн либо вновь поиграть в геополитику — отдалить Беларусь от России, насколько это возможно, либо решить гуманитарный вопрос — спасти кого можно из политзаключенных, в том числе путем дипломатических или санкционных уступок Минску. Этот процесс не будет требовать формального признания Лукашенко президентом. С ним будут общаться как с человеком, фактически контролирующим страну и судьбы ее жителей.
Учитывая, что именно политзаключенные — осязаемый и регулируемый по воле Лукашенко раздражитель в отношениях Запада и Минска, логично ждать, что именно с него и начнется любой разговор о разморозке связей. И беларусский политик, кажется, понимает это, запуская пробный шар с первыми волнами точечных помилований в июле — сентябре этого года.
Пока ситуация все еще заморожена, эта проблема неактуальна для демсил. Можно рутинно и без издержек для себя повторять тезисы о непризнании Лукашенко, санкциях и Гааге, поддержке гражданского общества и простых беларусов. Но если, а вернее — когда, на Западе сформируется политическая воля к новым экспериментам на беларусском направлении, перед оппозицией встанет дилемма, как относиться к этому процессу.
У нее есть три варианта. Процесс можно блокировать всеми силами и рисковать оказаться за его бортом, когда он все-таки начнется. Можно плыть по течению и просто не мешать ему в надежде хоть как-то встроиться в этот разговор. И наконец, можно, наоборот, подталкивать Запад к большему прагматизму по гуманитарным вопросам, чтобы затем поставить себе в заслугу возможные достижения вроде долгожданного выхода на свободу сотен героев.
Не хочется давать советы, как отвечать на этот вопрос о самопозиционировании. Но важно, что в демсилах уже есть концептуальный спор об этом. На одной, менее компромиссной стороне — Офис и Кабинет Тихановской, часть правозащитных и гуманитарных инициатив и большинство в Координационном совете. А на другой — ушедшие в отставку «министры» кабинета Валерий Ковалевский и Ольга Горбунова, меньшинство в КС, остатки штаба Виктора Бабарико, ассоциация родственников и бывших политзаключенных.
Второй лагерь пока выглядит менее влиятельным, но влияние определяется интересом тех, на кого оно направлено. И если на Западе появится спрос на более «компромиссную» повестку и к этому времени внутри демсил не будет единства по этой теме, тлеющий конфликт станет открытым расколом.
Поэтому общая позиция на тему, что беларусам делать с бюллетенями и как Западу важно не признавать новый срок Лукашенко, — это, конечно, неплохо. Но стратегически важнее было бы определиться с тем, что на ближайшие годы является интересом продемократических беларусов и, соответственно, их представителей, если после этих выборов Минск и Запад все-таки начнут разговаривать всерьез.
Добро пожаловать в реальность!