В своих публичных выступлениях и интервью Лукашенко все чаще рассуждает о будущей отставке. А точнее, о том, почему в настоящий момент она невозможна, но в будущем он «в любой момент готов».
Когда-нибудь. Потом... На эту тему он часто заводит разговор даже тогда, когда у него об этом не спрашивают. Обычно так говорят о том, что по-настоящему тревожит и не дает покоя, рассуждает в своем блоге на Радио Свобода Виктор Богдевич.
Что это? Тест приближенных на лояльность, проверка их реакции? Кокетство, присущее всем многолетним диктаторам? Попытка самооправдания и самовнушения?
Убеждение себя и других, что его 28-летнее сидение на президентском посту — это не то, что они думают, не «синие пальцы», которые вцепились в трон, а что-то другое, благородное и возвышенное? Например, самоотверженное служение во имя своих соратников («иначе с вас шкуру сдерут»); ради суверенитета страны («не позволю перечеркнуть четверть века своей службы»); забота о собственных детях («меня не будет — как они будут жить?»).
О своей будущей отставке, о том, что он не будет держаться за президентство «синими пальцами», Лукашенко говорит уже лет двадцать — приблизительно с тех пор, как истекли его первые два президентских срока, которыми, собственно, согласно Конституции 1994 года его власть была ограничена. Один раз, в начале «нулевых», Лукашенко даже демонстративно исчезал на несколько недель из публичного пространства, явно проверяя, как на это исчезновение отреагируют приближенные. Если попытаться собрать все его высказывания на тему неприлично длительного удержания власти, получится изрядный книжный том. Поэтому ограничимся только самым последним промежутком времени — осенними месяцами 2022 года.
«Как я могу уйти? С вас же без меня кожу сдерут!»
01.09.2022. («Открытый урок» для студентов и школьников):
«Мы — поколение, которое уходит, и моя задача как президента — достойно передать вам эту эстафету. Главное не во мне, поверьте, а в вас. Вы готовы это взять?.. Тишина».
«Нет более тяжелой работы, чем президентская. Это не работа — это служба. Когда ты как Президент не можешь себе позволить быть в отпуске. Ненормированный рабочий день. Ты просто привязан к своей работе. Тебя могут в любой точке найти. Многие говорят: столько лет, как он может? А к этому привыкаешь. Думаю, ладно, завтра я не Президент. А что я буду делать? Ладно, проснулся, пробежался на лыжах, лыжероллерах, в хоккей поиграл, а дальше что? Я уже не представляю жизни без этого «белкиного колеса».
(Отвечая на вопрос, не сдаст ли он суверенитет):
«Вопрос не по адресу. При мне нет. При вас — не знаю. Не будет присоединения. Беларусь кому-то сдать, присоединить — это значит более четверти века моей службы перечеркнуть. Как можно предать то, что ты своими руками склеивал не одно десятилетие? Это невозможно при нынешнем президенте».
23.09.2022 (Посещение Хатыни, в беседе с журналистами «президентского пула»:
«Когда говорят: "Вот Лукашенко, сколько он там будет…" Слушайте, да мне это уже осточертело. Я уже не знаю, за счет чего я вообще… Это ж скоро 30 лет: и днем, и ночью ты всегда на стреме».
«А с другой стороны, думаю: "Ну ладно, хорошо. Плюнул, пошел. Никто в меня камень по большому счету не бросит". А что будет с вами? И где гарантия, что… Ну ладно, мы приведем к власти (у нас еще хватает) нормальных людей. А где гарантия, что они удержат эту власть? Где гарантия? Гарантии нет. И тогда с вас начнут медленно, снизу вверх или сверху вниз шкуру сдирать. И я, если буду жив, как я буду жить? Или дети мои — меня не будет, как они будут жить? Они же все рядом со мной, в строю».
07.11.2022 (Соревнование по колке дров, размышление о том, почему до сих пор удерживает власть):
«Слушайте, не во мне дело. Сегодня дело в наших детях. Надо оставить им нормальную страну. Вот даже вместе поколение наше, но мы должны создать систему».
25.11.22 (совещание по сельскому хозяйству в Гомеле):
«Поверьте, время очень серьезное: или мы остаемся государством, или нам нужно думать о других вариантах — но это уже без меня»... «Что еще надо? Хотите под плеткой чьей-то походить, походите. Но тогда с вами разговаривать вот в таком составе никто не будет. Возьмут плетку, и будете бежать впереди. Скопытитесь, как в народе говорят, отстанете, вы знаете, что будет».
Семь проверок Сталина
Лукашенко далеко не первый диктатор, который с такой охотой и так часто рассуждает на тему «Вот уйду — что вы без меня будете делать, пропадете!».
Историки подсчитали, что «вождь всех времен и народов» Иосиф Сталин вопрос о своей отставке с тех или иных высоких должностей ставил перед товарищами по партии по крайней мере семь раз. Говорят, что в этом он брал пример со своего идейного предшественника — деспота и самодура Ивана IV (Грозного). Тот первым из российских царей время от времени якобы «отрекался» от трона, демонстративно уезжал из кремлевских палат в подмосковную Александровскую слободу, и там ждал, пока бояре приползут к нему на коленях, чтобы вернулся, потому что без него пропадут. И приползали. А кто не приползал, кончали жизнь на дыбе или посаженными на кол.
Сталин использовал приблизительно такую же тактику. И ради тех же целей: проверить, кто клюнет на крючок, проявит нелояльность и заявит претензии на власть.
Последняя такая околотеатральная постановка случилась в 1952-м, за год до смерти вождя. 74-летний генералиссимус на склоне века почему-то решил продемонстрировать демократизм партийной жизни и после 13-летнего перерыва решил созвать очередной съезд ВКП(б). А на первом же после съезда пленуме ЦК вдруг заговорил о том, что уже стар, что устал, что рано или поздно надо уступать дорогу молодым. И не хотели бы товарищи в этой связи «принять» его просьбу и освободить с поста генерального секретаря партии? Онемевшие члены ЦК смотрели из зала на хитрый прищур вождя, как кролики в глаза удава...
Участник того пленума писатель Константин Симонов позже писал, что опытные партийцы, которые давно знали нрав Сталина, сразу поняли, что он вовсе не собирается никуда уходить. Что это была проверка, нащупывание почвы, выяснение степени их преданности, попытка обличения потенциальных предателей. На удочку никто не попался. Все хорошо помнили, что случилось с большинством делегатов ХVII Съезда партии («Cъезда победителей»), которые в 1934 году попытались во время голосования выступить против Сталина. Закончилось тем, что с 1956 делегатов того съезда 1108 были арестованы как «враги народа», многих позже расстреляли.
Поэтому на памятном пленуме 1952 года, сразу после неожиданной инициативы Сталина, делегаты бросились наперегонки уверять его, что никого лучшего на свете нет, что никто другой не справится и что только под его мудрым руководством... и т.д. То и дело при очередном упоминании имени Сталина зал взрывался аплодисментами и овациями. Громче и энергичнее других, побуждая зал к вставанию с мест, хлопали в ладоши Хрущев, Маленков, Берия, Молотов, Каганович, Ворошилов...
Сталин с прищуром наблюдал за ними. Его последняя «отставка» была направлена лишь на то, чтобы в очередной раз проверить их на преданность и беззаветное послушание. У вождя явно были сомнения: а останутся ли они верными после его отхода или «продолжат в веках дело и имя великого Сталина?» Сомнения были вполне обоснованными. Но наблюдать за тем, как бывшие верноподданные будут свергать его памятники и проклинать имя, в действительности великому вождю было не суждено.
«Что ты, Леонид Ильич, пугаешь нас своим уходом?»
Леонид Брежнев в публичных выступлениях обычно был осторожен и осмотрителен, с высоких трибун шантажом о своей возможной скорой отставке не грешил. Но в разговорах в узком кругу, среди своих соратников, тоже иногда забрасывал такую удочку. А потом наблюдал за реакцией, в зависимости от которой делал серьезные выводы.
В конце 60-х и в начале 70-х годов одним из влиятельных членов Политбюро был Дмитрий Полянский — первый заместитель главы союзного правительства. Одно время его даже считали возможным преемником Брежнева. С Брежневым он с давних времен был на «ты» и иногда не совсем кстати этим бравировал. Первые годы на высоком посту Леонид Ильич к этому относился снисходительно, а потом ему надоело. Российский журналист Леонид Млечин в своей книге «Брежнев» описывает такой эпизод. Где-то в начале 70-х во время жаркого спора с соратниками по Политбюро, в котором они не соглашались с его взглядом, Леонид Ильич бросил:
— В такой ситуации я работать не в состоянии: подам заявление на отставку! Что вы без меня делать будете?
На что Полянский по старой привычке, не задумываясь, отреагировал:
— Что ты, Леонид Ильич, пугаешь нас своей отставкой? Уйдешь — другой придет.
Брежнев смутился и промолчал, но обиды не простил и реплику запомнил. И этот не пройденный на лояльность тест Полянскому стоил дорого.
Вскоре после этого, 2 февраля 1973 года, во время очередного заседания Политбюро, когда повестка дня уже была якобы исчерпана, Леонид Ильич неожиданно заговорил о должности министра сельского хозяйства. Мол, должность освобождается, а участок работы очень ответственный, нужно назначить проверенного человека:
— Это должен быть известный человек, авторитетный в партийных и советских кругах. Я долго думал над такой кандидатурой и вношу предложение назначить министром сельского хозяйства товарища Полянского.
Здесь надо заметить, что колхозное сельское хозяйство в СССР было сферой безнадежно отсталой, депрессивной и по этой причине обреченной на вечную критику. Для Полянского предложение прозвучало как гром среди ясного неба. Он даже не сразу понял, что речь идет именно о нем. Пытался отнекиваться: мол, здоровье не то. На что Леонид Ильич не отказал себе в удовольствии потроллить слишком самоуверенного старого товарища:
— А что, работать первым заместителем председателя Совета Министров здоровье не нужно? Я думаю, что заявление Полянского необоснованно. Мы все в какой-то степени больны, но работаем же.
Какое-то время после этого Полянский еще оставался в Политбюро, но вскоре и оттуда его исключили, направив послом в Японию. Возможности сказать Леониду Ильичу дерзкое «уйдешь — другой придет» у него больше никогда в жизни не было.
«Я устал, я ухожу...»
Если лидер страны действительно собирается покинуть свой пост, он просто уходит. Приблизительно так, как это сделал Борис Ельцин в памятный вечер 31 декабря 1999 года, войдя в историю фразой «Я устал, я ухожу...» (На самом деле, фраза прозвучала немного другая: «Я ухожу, я сделал все, что мог», но смысла это не меняет).
Если же вместо «Я устал, я ухожу...» звучит: «Я устал, я уйду, но еще не сейчас...»; если диктатор на протяжении лет и десятилетий ведет долгие кокетливые разговоры о своей отставке, которая произойдет «когда-нибудь», «потом», «скоро, но не сейчас», — это верный признак того, что уходить он не собирается. Никуда и никогда.
Добро пожаловать в реальность!