Интервью Радио Свобода с Андреем Паротниковым, руководителем аналитического проекта Belarus security blog. Эксперт рассуждает о роли Москвы в мигрантском кризисе, считает, что в Минске традиционно опасаются сговора между Западом и Кремлем относительно будущего Беларуси.
— Можно ли утверждать, что в стратегическом аспекте миграционный кризис на белорусско-польской границе уже закончен, и закончен явным поражением Александра Лукашенко? Или официальный Минск еще может придумать что-то такое, что может продолжить эту игру? Вот недавно Лукашенко заявил, что многие люди из Афганистана стремятся попасть в Евросоюз...
— Нет. Я считаю, что ничего не кончено. Это только первый сезон сериала. Я исхожу из того, что официальный Минск теперь не может себе позволить отступить, так как это будет сильное политическое поражение. А в условиях очень шаткой, мягко говоря, легитимности, внутреннего недовольства (как со стороны обычных людей, так и представителей системы) Лукашенко не может себе такого позволить.
Поэтому, я думаю, что мы еще увидим продолжение этой темы. Тем более уже официально заявлено, что насильно никого из Беларуси депортировать не будут, мол, возвращение в страны выхода — это исключительно добровольное явление. А значительное количество мигрантов решительно настроены на то, чтобы попасть в Евросоюз, агрессивных массовых попыток преодолеть границу не становится меньше.
Другая история, как вы верно заметили, с афганцами. Лукашенко сказал, что они могут появиться в большом количестве. Так «совпало», что Совет Безопасности России на прошлой неделе заявил, что они фиксируют увеличение транзитных мигрантов, направляющихся в Россию, чтобы потом попасть в Евросоюз. Намек более чем очевиден.
— Какова роль России в этом мигрантском кризисе? Или Кремль просто смотрит на все это и радуется? Во-первых, на то, как Лукашенко окончательно ссорится с Западом, во-вторых, на то, как Минск создает неприятности для поляков и литовцев. Или Москва не просто наблюдает, но и подталкивает этот кризис?
— Я думаю, это роль наблюдения и попытки воспользоваться теми возможностями, которые открываются в результате углубления изоляции официального Минска. Весной 2021 года в некоторых европейских столицах были мысли, что, возможно, стоит искать какие-то пути взаимопонимания — конечно, к истории с самолетом с Протасевичем. А теперь официальный Минск загоняет себя в ловушку, в яму, из которой будет очень сложно выбраться.
С некоторого момента может получиться так, что выбраться из той ямы будет уже невозможно. Я имею в виду те заявления, что мигрантский кризис может перерасти в военную эскалацию, о чем говорит исключительно белорусская сторона. Ни со стороны НАТО, ни со стороны Варшавы мы таких заявлений не слышали.
Россию это очень вдохновляет, Москва подстрекает белорусские власти («мы с вами»), но никаких обязанностей на себя не берет. Поэтому я бы сказал, что Россия пытается извлечь выгоду из этой ситуации, но непосредственно в создании этого кризиса она не участвует.
— О возможных вооруженных провокациях на границе говорят уже несколько месяцев, но Минск на это не идет. Почему? Опасается, что Москва в случае серьезных событий не поддержит, скажет: «Сам заварил — сам и разбирайся»?
— Такие провокации уже происходили — и оружие наводили на польских пограничников, и стреляли в воздух. Светошумовые гранаты, летевшие с белорусской территории на польскую территорию — это есть «казус белли» (casus belli, лат. «повод, чтобы начать войну»). То, что это не переросло в нечто более масштабное, это результат позиции Варшавы, польским военным запрещено использовать оружие в ответ.
Второй момент: угрожать использовать оружие и использовать оружие — это очень разные вещи. Видимо, уровень готовности к самоубийственным действиям у официального Минска пока не настолько высок. Но мы не знаем, что будет через 2-3 месяца, никакие варианты не исключены.
— Ранее официальный Минск называл сам себя «донором стабильности» в регионе. Сейчас Беларусь является «донором нестабильности». Какой в этом стратегический смысл, зачем власти идут на это? Это просто желание отомстить, навредить, даже несмотря на последствия для себя?
— Во-первых, по моему мнению, Лукашенко стал жертвой российской пропаганды. Он и его окружение, видимо, действительно поверили, что Запад расколот, слаб, что Евросоюз вот-вот развалится, Украина управляется из-за границы и так далее.
С другой стороны, у него есть в этой системе координат свой рациональный расчет. Он считает, что, повышая градус противостояния, он заставит Евросоюз сесть за стол переговоров — на своих условиях.
Во-вторых, в Минске традиционно опасаются заговора через голову белорусского режима между Западом и Кремлем относительно будущего Беларуси. Поэтому эта эскалация может быть попыткой разрушить явный или придуманный «сговор» между Москвой и Западом и продемонстрировать, что Лукашенко самостоятельный игрок. А заодно продемонстрировать Путину, что тот в Беларуси мало на что влияет.
— Есть еще одна возможность для белорусского режима попасть в него, о которой вы говорили — это то, что называется полное юридическое признание Крыма российским. Понимает ли Минск все последствия этого шага?
— Это сейчас вопрос торговли в белорусско-российских отношениях. Не очень понятно, что Минск хочет попросить у Москвы и будет ли это приемлемо для российской стороны. Если встречные уступки от России будут очень масштабные, то для Минска это не проблема. Но здесь, конечно, есть фактор Украины, которая для Беларуси серьезный торговый партнер, премиальный партнер.
Но здесь мы возвращаемся к мировосприятию одного человека, который считает Украину слабым игроком, не способным на сильные шаги. И Минск думает, что может сделать любые шаги, а Украина не ответит, потому что никуда не денется от Беларуси. Так что на сегодня признание Крыма — это уже не вопрос политических потерь или даже экономических. Это попытка торговаться с Кремлем, поменять признание Крыма на что-то, нужное белорусской стороне.
— Зачем Лукашенко референдум о новой Конституции?
— Процесс начался еще в 2018 году, поэтому было бы ошибкой привязывать конституционную реформу к событиям августа 2020 года. Это более продолжительная игра. Если бы Лукашенко мог не менять Конституцию, он бы ничего не менял. Происходит нечто такое, что заставляет его идти на конституционные изменения.
И вопрос в том, что когда меняется конституция, тем более когда в новом варианте уменьшаются полномочия президента, — под кого она пишется? И если не под Лукашенко, то почему ее стали писать? Пока мы этого не знаем.
Добро пожаловать в реальность!