Экс-посол Беларуси в Словакии Игорь Лещеня в интервью Салiдарнасцi – о санкциях, их эффекте и реакции Александра Лукашенко.
— С одной стороны мы имеем секторальные санкции, с другой — гневное обещание «ответить этим мерзавцам». Между тем, идут разговоры, что Владимир Макей ведет переговоры, цель которых смягчить отношение Запада к руководству Беларуси. Насколько внешний антураж стыкуется с тем, что происходит за кулисами?
— У меня нет закулисной информации. Я исхожу из того, что если Макей и решает такую задачу, то слабо вижу, как он может добиться в успеха.
Мы можем ожидать традиционной амнистии в честь 3 июля. Но сама эта амнистия не может стать предметом переговоров по одной простой причине — мы знаем характер этой власти. Знаем многолетнюю установку — «если мы, власти, что-то и делаем, то исключительно по доброй воле. И не дай бог кто-то заподозрит, что делаем это под давлением».
«Чисто суверенный» перевод под домашний арест Романа Протасевича и Софьи Сапега может быть первой ласточкой в этом направлении. Но, если эта амнистия и будет, то решение о ней примут в самый последний момент. И по определению Макей не может продать то, что может быть, а может и не случиться.
К тому же торговать амнистией не имеет смысла, когда всё новые люди попадают за решетку в рамках измененного законодательства.
— Что можно сказать о самих санкциях?
— Это уже заявка на достаточно чувствительные меры. Если говорить о доле нефтепродуктов в общей структуре экспорта в Евросоюз, то она все время повышалась, достигнув максимума в 2016г. Тогда 50% белорусского экспорта в ЕС составляло топливо. Сейчас, наверное, несколько меньше, но это все равно сопоставимые цифры.
Имеет смысл говорить не столько о секторальных санкциях, сколько именно о заявке на них, поскольку принятые меры представляют собой их облегченную версию. Экспорт из Беларуси топлива и наиболее широко продаваемых типов калийных удобрений как раз и не запрещен.
Санкции в отношении МАЗа и БелАЗа более последовательны.
В Евросоюз их продукции поступает не так и много. Но есть проблема двигателей, которые наши автозаводы закупают в ЕС. А с российским или белорусским двигателем, думаю, наши грузовики не купят не только требовательные европейцы, но и в Азии с Африкой.
«Лукашенко может разыграть тему санкций в свою пользу»
— Цель санкций, как декларирует ЕС, – давление на власть Беларуси, чтобы она прекратила репрессии и начала диалог с общественностью.
Есть разница в ментальности. Евробюрократы думают, как поступили бы они, окажись они в такой ситуации, чтобы народу не стало жить хуже из-за усиления санкций. Но наши власти – другие, они точно не пойдут на уступки
У нас будет дальнейшая мобилизация. Пропаганда уже говорит, что мы фактически живем в режиме военного положения. Будет затягивание поясов, в котором власти станут винить тех, кто «за бугром».
Есть четыре стороны-участницы конфликта: власть, Россия, оппозиция и Запад, который видит только часть оппозиции, находящуюся в эмиграции. И все стороны уткнулись в свои методички, не в силах от них оторваться.
Для Запада правозащитная тематика важна, и он будет ее продвигать дальше. Геополитический интерес? Да, возможно. Но я не думаю, что Запад всерьез оценивает шансы Беларуси на вступление в НАТО или ЕС.
Россия в силу своих геополитических интересов заинтересована в сохранении Лукашенко у власти.
Поэтому есть только две стороны конфликта, которые должна интересовать судьба страны — оппозиция и власть. Последняя от своей методички не может оторваться по определению. Потому что власть — это психология одного человека, линию поведения которого мы поняли: военная мобилизация, нагнетание состояния войны с окружающим миром. А оппозиция от своей методички могла бы и отвлечься.
Когда речь идет об отраслях, о БелАЗе, МАЗе, то я считаю, что здесь у власти есть неплохие шансы быть более убедительной для работников этих предприятий. Более убедительной — это не значит, что они станут на сторону властей. Это означает, что они молчаливо смирятся с ситуацией, решив, что все лучше иметь хоть какой кусок хлеба.
Люди хотят видеть какую-то позитивную перспективу развития. И в условиях, когда никто из оппозиционных политиков эффективно не отвечает на пропаганду властей, Лукашенко имеет неплохие шансы.
Никто не ответил на его недавние слова на Гродненщине о том, что программа оппонентов власти заключается только в том, чтобы отобрать и поделить путем приватизации. Точно так же, как в свое время в августе не отреагировали на приписываемую оппонентам достаточно радикальную программу политико-экономических реформ.
Западные политики верно оценивают — большинство белорусов не в восторге от Лукашенко. Они считают, что этого достаточно: не будет Лукашенко — будет хорошо. У нас же оппозиция в эмиграции ментально осталась в августе прошлого года, когда казалось, что немного поднажмем, и всё получится.
Но без перехода от протестной повестки к повестке развития, те, кто называют себя альтернативой власти, рискуют не достучаться до людей и постепенно маргинализироваться.
— В сегодняшней ситуации главным бенефициаром происходящего у нас выглядит Москва. Как быть и что нужно предпринять, чтобы Россия не была выгодополучателем?
— Действительно, Москва сегодня выглядит бенефициаром. У нее есть своя методичка, согласно которой любой, кто поддержал протест, кто осудил насилие, в глазах Кремля будет агентом Запада.
Это значит, что Москва будет что-то подбрасывать Минску, словно дозу наркоману, чтобы он держался на плаву. Но, конечно, все сведется к занимательному фехтовальному поединку, который Лукашенко с Путиным ведут с 2001 года.
Вопрос, насколько долго Лукашенко удастся играть на фобиях Кремля, чтобы не идти дальше в интеграционных шагах, лишающих его самостоятельности.
В конце концов, я не думаю, что в России забыли фамилию Баумгертнер. У них есть свой конкурент «Беларуськалию». Битье посуды на союзной кухне, которое мы наблюдаем уже два десятка лет, говорит о том, что дружба дружбой, интеграция интеграцией, а табачок – врозь.
— Кто, кроме властей, может попытаться нарушить мономолию России в «белорусском вопросе»?
— Евросоюз здесь мало чем нам поможет, так как власть сама загнала себя в угол. В свое время объем товарооборота с ЕС почти сравнялся с объемом торговли с РФ. Но практически весь этот рост на западном направлении был обеспечен нефтепродуктами, полученными из российского сырья.
Власти давно начали своеобразные попытки уменьшить зависимость от российского рынка. Была попытка сделать точкой опоры афро-азиатский регион, Китай, чтобы не зависеть от расклада между Россией и Западом.
Но Китай – очень специфический партнер. Для него Беларусь возможно стала идеологически близкой, образцовой в плане механизмов принятия решений, но всё же всего лишь одним из многих участков нового Шелкового пути. Китай никогда не кладет яйца в одну корзину. Хотя кое-какая поддержка от Пекина есть.
— Для нас этот кризис выглядит глобальным, но были в мире истории и покруче. Каддафи взорвал целый самолет с пассажирами, и, тем не менее, через какое-то время эта история закончилась относительно благополучно для ливийского режима.
Исходя из мировой практики, как раньше разрешали такие кризисы?
— В свое время мы, белорусские дипломаты, обсуждали похожие ситуации с западными коллегами и политиками, приводя в пример не Каддафи, а некоторые государства СНГ. И говорили: мол, вот мы такое сделали, а они у себя не лучше. Но вы с ними подписали такую-то программу, вы с ними имеете более продвинутые отношения.
И в ответ мы слышали один и тот же аргумент: извините, но они — не Европа.
К стране, близкой географически, европейцы применяют свои политические стандарты. Когда речь идет о государствах, где слово «демократия» априори не может быть произнесено, там вступают в силу геостратегические, геополитические и иные интересы.
Поэтому, в данном случае светлая часть истории отношений Каддафи с Западом не может вдохновлять белорусское руководство. Тем более, что при упоминании фамилии ливийского полковника, в глазах встают кадры его гибели.
Добро пожаловать в реальность!