Белорусский протест продолжается уже более ста дней. В процессе меняется и формат акций, и настроение протестующих.
Как развиваются события на данный момент, комментирует Вадим Можейко, аналитик Белорусского института стратегических исследований.
Каких успехов достиг протест?
(Особенно важный кейс)
С самого начала мы поставили очень высокую планку. И по массовости выхода, и по ожиданиям. Из-за этого бывает разочарование, но, если бы нам в начале весны сказали, что все будет так, всем показалось бы, что это невероятные успехи и что так быть не может.
Тут еще медийная специфика: есть очень большой спрос на психотерапию вместо аналитики. Нельзя звать людей на протесты и говорить, что все будет очень долго, трудно, итог будет, скорее всего, компромиссным, а в процессе будет много жертв. Людям хочется слушать Каца, который не говорит ничего нового, но говорит, что все класс. До ультиматума ровно это делала Тихановская, говорила, какие все молодцы.
А после ультиматума хочется слышать, почему, несмотря ни на что, он получился. Хотя было понятно, что как всеобщая забастовка он точно не сработает. В стране даже нет опыта таких действий, а тут сразу еще одна высокая планка.
Вообще, забастовка — это один из приятных мифов. Сначала все ждали, что выйдут на улицу, и все поменяется. Не поменялось.
Следующий миф — будет забастовка, все поменяется. Сейчас мы по чуть-чуть мифы отбраковываем. Потому что забастовка хороша для века девятнадцатого. Мы представляем себе цеха, рабочих. Но не до конца понятно, как бастует дизайнер-фрилансер, как бастует айтишник, который работает на американскую компанию, в чем смысл его забастовки.
А у многих крупных предприятий проблема — они убыточны. С экономической точки зрения их простой выгоднее, чем работа.
Тогда почему забастовка на предприятиях пугает власть?
Власти мыслят своей архаичной логикой, а не экономическими категориями. Смысл этих предприятий — не производить экономическое благо, а быть такой завуалированной соцподдержкой, выполнять социальную функцию.
И власть пугает, когда она ломается, как в принципе пугает любое неподчинение. Власть, в свою очередь, тоже поставила высокую планку: требует полного, всеобщего контроля.
Как мы знаем, в демократических странах постоянно проходят митинги, кто-то протестует, и это не является причиной контролировать людей. А у нас минимальный протест оказывается проблемой, на которую нельзя закрыть глаза.
Даже если бастуют студенты на большой перемене. Автозаки в университетах и школах — пример того, как забастовки успешны психологически. Они провоцируют власть на ошибки, и это самое классное, что есть за этот протест.
Какими были основные ошибки властей за период протестов?
Основных выделю три.
Первая — регистрация инициативной группы Бабарико. Нерегистрация была бы скандалом, но, если зарегистрировать группу, был бы скандал с нерегистрацией кандидата, что и произошло.
А если бы Бабарико зарегистрировали кандидатом, был бы скандал, что с таким количеством голосов его не сделали бы президентом.
Поэтому нерегистрация инициативной группы была бы самым простым для власти вариантом.
Вторая большая ошибка — регистрация Тихановской. Тот случай, когда вмешался глупый сексизм. Были даже основания придраться к документам, Тихановской могли отказать, и на тот момент этого бы даже никто не заметил. Тогда вся кампания пошла бы по-другому, были бы другие штабы, другие объединения.
И третья ошибка — совершенно неправильная брутальность 9-11 августа, тогда она была действительно неадекватной, чересчур контрастной.
При этом, если бы власть пошла на массовое применение огнестрельного оружия, допустила бы сотни погибших в первые дни, при всех ужасных последствиях это могло бы оказать эффект. Подавить протесты, выжечь страхом все политическое поле. Власть же сделала ни то, ни се.
Невероятная брутальность, очевидно, была, и от того, что там не сотни расстрелянных, прямо скажем, не легче. Особенно дико это смотрится в контексте пропаганды про “мирное небо над головой”.
Этой брутальностью власть сделала худшее, что могла: совершенно разогрела протест, и он продолжился не только теми людьми, кто против фальсификаций, но и теми, кто против насилия. Без этого марши не были бы такими массовыми.
А какие ошибки совершают протестующие?
Протестующие — децентрализованный субъект, в этом есть и плюсы, и минусы. Действительно, некого арестовать, чтобы протесты прекратились, но в то же время нет внятной координации.
Сколько раз мы видели, что Путило говорит “делаем так” — а люди не делают, не нравится им эта идея. Говорит, остаемся стоять у Окрестина — люди не остаются, перекрываем дороги — не перекрывают. Конкретного планирования нет и быть не может, поэтому протестующие действуют по плану “отбраковывать варианты по одному”.
Иногда получается успешно: на какое-то время упала активность ЖЭС по снятию флагов и наклеек, власть проиграла эту битву, визуально было все захвачено.
Эта бесконечная проверка разных стратегий может работать до тех пор, пока есть запал.
У Координационного Совета и Тихановской отсутствие факапов компенсирует отсутствие сильных успехов. Тихановская пока не сделала ни одной значительной ошибки.
Был случай с доверенным лицом, который агитировал за Гитлера, но тогда это всего лишь свидетельствовало о том, что команда была собрана на коленке. Была провальная инициатива партии “Вместе”, которой никто не заинтересовался, но про это просто все забыли. Ультиматум был ответом на запросы людей, и, пока кредит доверия высокий, люди готовы придумать оправдания, почему это победа.
Но к всеобщей забастовке призывать уже нельзя, в этом смысле немного растрачен капитал, хоть и был, конечно, некоторый всплеск мобилизации.
При всем символизме команды Тихановской, она и все те, кто находится в Вильнюсе, Варшаве, не имеют влияния на происходящие процессы. Перехватить внешнюю политику оказалось несложно, поскольку в последние месяцы белорусский МИД совершенно потерял внешнеполитическую субъектность. Достижением будет то, что из этого получится, но сейчас это хорошая медийная упаковка. Санкционные списки расширились, но они могли бы быть значительно больше.
В то же время не очевидно, что Европа и США могли бы сделать, чтобы изменить ситуацию. Может быть, полное торговое эмбарго, бойкот покупки нефти, калия, но, во-первых, это малореалистично, во-вторых, как показывает пример Кубы, не всегда ведет к быстрым изменениям. Нет консенсуса о том, какие меры эффективны. Как сказал бывший премьер Литвы Андрюс Кубилюс: “Я не могу вам советовать, что делать, это вы можете советовать мне, как помочь”. Ситуация в руках белорусского народа, а не кого-либо еще.
Какую позицию занимает Россия?
Россия всегда успешно договаривается с новой властью, за исключением крайних случаев, как было с Украиной. Если перемены не декларируют значительных геополитических поворотов, Россия не станет поддерживать уходящую кандидатуру.
Сейчас позиция компромиссная: Кремль не встречается с Тихановской, но и не оказывает Лукашенко финансовой помощи, что было бы реально полезным для него. При этом очевидно, что не забыта ни история с вагнеровцами, ни та риторика, которая была еще летом.
Кроме того, есть беспрецедентный кейс Белгазпромбанка.
У российского ”Газпрома” просто отжали собственность — выглядит не очень круто.
Недовольство России никуда не исчезло, и из-за того, что это не высказывается в публичной сфере, оно меньше не становится. Удобным для Кремля вариантом был бы любой контролируемый транзит.
В любой ситуации в Беларуси связи с Россией никуда не денутся, и даже в демократически избранном парламенте будет влиятельная группа пророссийских сил.
Кремль может рассчитывать на выгодные для себя положения в новой Конституции, но вряд ли сейчас есть вариант Конституции, который устроил бы Лукашенко.
Как будет развиваться протестное движение?
Четко высказываемая мечта власти — чтобы протест стал маленьким и радикальным. Было бы понятно, как пропаганде и силовикам с ним работать. Даже тысячи людей, вооруженных травматическим оружием, не способны победить. А оттолкнуть остальных и создать картинку это может.
Сейчас протест не радикализуется, потому что люди этого не хотят. А кто хотел бы, на того будут кричать “провокатор” и останавливать.
Вместо этого идет локализация, захват дворов, районов. Создаются котосы как попытка получить административный ресурс. Рост таких сообществ очень сложно остановить.
В обществе произошла политическая мобилизация, оказалось, что все готовы что-то делать, хоть и в разной степени. Появилось чувство гордости, интерес ко всему национальному, символике.
Что характерно, во время предвыборной кампании все пели русскоязычную версию “Муры”, объединенному штабу казалось, что это более востребовано.
Сейчас все чаще поют белорусскую версию, хотя русская совсем недавняя, а белорусская переведена еще в 2010.
Деление общества тоже неизбежно, тем, кто раньше находил компромиссы, приходится определяться. Этому способствует сама власть: понимая, что не может захватить большинство, она пытается консолидировать свое меньшинство.
Кого-то напрямую повязать кровью, например, выставив еще в августе список силовиков, представленных к награде.
Других повязать идеологически: если ты сегодня за власть, нужно признать, что ты, в том числе, одобряешь пытки.
Конечно, нельзя насадить искусственно то, чему совсем нет причин. При всем желании Беларуси не удастся навязать раскол на восток и запад, как Украине.
Раскол выгоден любому противнику общественной консолидации, но в этом смысле ситуация пока вполне приемлема.
Нет деления на тех, кто за интеграцию с Европой и тех, кто с Россией. Не особо сработал раскол с флагами: в начале протеста вполне себе присутствовали красно-зеленые флаги и никто никому не мешал. И сейчас протесту удается быть сосредоточенным на важных вещах.
Добро пожаловать в реальность!