Призыв отправить Александра Лукашенко и прочих в Гаагу не смолкает, начиная с маршей 2020 года. Он то утихает, то в разных формах интенсифицируется в связи с новыми трагедиями, которые беспрерывно продуцирует режим, пишет юрист-международник, кандидат юридических наук, доцент Катерина Дейкало.
В связи со смертью политзаключенного художника Алеся Пушкина, на акции памяти в Варшаве, руководитель Народного антикризисного управления (НАУ) Павел Латушко раскритиковал власти зарубежных стран и международные структуры за медлительность в вопросах привлечения представителей режима Лукашенко к ответственности.
То, как это можно было бы сделать через международные механизмы и суды, лидер демократических сил Беларуси Светлана Тихановская обсуждала с главой МИД Люксембурга на полях недавнего саммита НАТО в Вильне.
Также недавно новостные ленты запестрели заголовками в духе "Европарламент призвал МУС (Международный уголовный суд. — Ред.) выдать ордер на арест Лукашенко". На самом деле комиссия по иностранным делам Европарламента предложила проект резолюции по Беларуси, а также поправки к нему (на их основании, возможно, будет принята резолюция — пока не понятно с каким финальным содержанием).
Нужно ли надеяться на международные механизмы?
С одной стороны, международное правосудие имеет, помимо обычной юридической функции, две важные социальные.
Во-первых, оно выводит на уровень всего мирового сообщества (или как минимум региона) признание недопустимости действий, совершаемых подобными режимами. Это имеет особое значение для запуска внутригосударственных механизмов системного осуждения деструктивных идей и идеологий, приведших к ситуации, которую эти режимы создают. Без этого, в свою очередь, невозможны системные изменения в обществе. Сам по себе факт наказания виновных к таким изменениям не приводит.
Во-вторых, международное правосудие делает более эффективным наказание не только рядовых исполнителей, на которых часто переводят стрелки в ситуациях судебного преследования представителей диктаторских режимов, но и тех, кто принимает системные решения и ответственен за саму политику режима. И это также необходимо для процессов отстройки государства.
С другой стороны, те белорусы, которые являются противниками режима, сторонниками демократических перемен, находятся сейчас в ситуации, когда не могут сильно повлиять на процессы, происходящие внутри страны, и тем более кардинально их изменить. В ситуации своего рода беспомощности и безысходности люди часто обращаются к "большим силам". В том числе бесконечно отправляют в мыслях всех предполагаемых преступников в Гаагу, часто переоценивая вероятность и возможности их реального туда попадания.
Кроме того, важно помнить, что международное правосудие — это долго. И эффект его во многом зависит от вероятности физического присутствия обвиняемых в суде.
Поэтому надеяться на международные механизмы нужно (и их включение в нашей ситуации очень важно), но при этом стоит трезво оценивать вероятность и перспективы желаемых решений.
Также важно понимать, что высшими должностными лицами Беларуси (в том числе и Лукашенко) сейчас предположительно совершается три разных преступления/группы преступлений, которые нельзя смешивать, рассуждая о механизмах ответственности.
Агрессия против Украины
Две основные проблемы в контексте привлечения Лукашенко к ответственности за агрессию — это вероятность создания специального трибунала по агрессии (МУС в этом случае не имеет юрисдикции) и, в случае его создания, распространение его юрисдикции не только на российских, но и на белорусских высших должностных лиц.
Поскольку решения Совета Безопасности ООН могут быть заблокированы российским и, возможно, китайским вето (а именно на основе решений этой структуры ранее создавались подобные ad hoc трибуналы), возникает вопрос, кто и на каком основании может, а главное захочет создать такой специальный трибунал. Пока это непонятно.
Евросоюз и Совет Европы надеются на Генеральную ассамблею ООН. США высказывали идею создать гибридный трибунал (когда международные элементы инкорпорированы в национальную судебную систему Украины). Такая идея была отвергнута президентом Украины Владимиром Зеленским, в том числе и в силу вопроса иммунитетов высших должностных лиц.
В истории есть прецеденты юридического разрешения ситуации в случае с политической блокировкой на уровне Совета Безопасности. Высказываются мнения относительно возможности создать трибунал на основании резолюции Генеральной ассамблеи ООН. Однако здесь возникает вопрос политической воли: если на европейском уровне есть консенсус относительно необходимости такого трибунала, то на мировом его однозначно нет. А для эффективности такой структуры и достижения целей, которые преследуются, важно иметь больше, чем простое и даже квалифицированное большинство.
В двух резолюциях — Европарламента и Совета Европы — декларируется необходимость распространить юрисдикцию такого трибунала и на белорусских должностных лиц. С юридической точки зрения по-другому и не может быть. Однако вероятны и политические препятствия.
Иногда создается впечатление, что в дальнейших практических шагах на пути создания трибунала, по крайней мере в публичной коммуникации, Лукашенко уже где-то потерялся. Например, при учреждении Международного центра судебного преследования за преступление агрессии против Украины, начавшего работать в июле 2023 года в Гааге, прямо заявлялось лишь о вероятном привлечении к ответственности российского руководства.
Другие преступления, связанные с войной в Украине (в первую очередь военные)
В марте 2023 МУС выдал ордера на арест президента России Владимира Путина и уполномоченной по правам ребенка Марии Львовой-Беловой за незаконное перемещение украинских детей в Россию. После этого, в апреле, Парламентская ассамблея Совета Европы приняла резолюцию по этому вопросу, продекларировав, что практика депортации украинских детей с их последующей насильственной ассимиляцией также может трактоваться как форма геноцида.
В этой резолюции упоминается и Лукашенко. Ситуация с его причастностью к незаконному вывозу украинских детей (через и на территорию Беларуси) давно обсуждается в СМИ. Есть основания предположить такую причастность. НАУ сообщает, что передало связанные с этим материалы прокурору МУС.
В отношении белорусских должностных лиц о геноциде говорить не приходится, для этого нет оснований, но эти люди вполне могут получить ордер МУС за совершение военного преступления. Для этого прокурор должен оценить переданные доказательства как достаточные и соответствующие стандарту доказывания МУС — "наличие разумных оснований полагать", что конкретные лица виновны в совершении конкретных противоправных действий. Подробный разбор возможных проблем с такими основаниями я делала в отдельной статье.
Преступления, совершенные в отношении белорусов и связанные с выборами-2020 и последующими репрессиями
Однозначно, в этом случае должна быть комплиментарная работа механизмов на всех уровнях: международном, на уровне иностранных юрисдикций (на основе принципа универсальной юрисдикции), на уровне белорусских судов (у которых должна быть основная роль). Такая система сможет работать в полной мере и давать ожидаемые эффекты только после падения режима. Вместе с тем сейчас очень важно работать над сбором доказательств, разработкой модели и стратегии по возможным для Беларуси механизмам.
Сразу стоит осмыслить, что это дело как минимум десятилетия и не все будут наказаны. Также важно понять, что отдельный международный трибунал по Беларуси вряд ли будет создан (если сказать совсем прямо — его не будет). Во-первых, как бы жестоко это ни звучало, но ситуация в Беларуси "не тянет" на отдельный международный трибунал (по сравнению с тем, в каких случаях их создавали — Югославия, Руанда). Во-вторых, возникает вопрос — за чей счет банкет? Отдельный международный трибунал — это очень дорого. Например, трибунал по бывшей Югославии стоил от 170 до 280 миллионов долларов в год.
Вместе с тем, возвращаясь к мысли о важности и смысле международного правосудия, подчеркну: ситуация в Беларуси однозначно требует международного элемента в призвании к ответственности как минимум основных лиц, принимающих решения.
Оптимальным (как операционно, так и политически) видится механизм смешанного (гибридного) трибунала, созданного в рамках белорусской судебной системы со смешанным составом — международных и белорусских судей.
Несмотря на коллапс судебной и в целом правовой системы Беларуси, после падения режима это вполне решаемый вопрос. Это тоже недешево (например, Специальный трибунал по Ливану стоит около 50-60 млн евро в год), но здесь как раз та ситуация, когда важно сделать долгосрочные инвестиции в государство.
Инкорпорация в национальную систему, работа белорусских юристов вместе с международными судьями и по международным стандартам, перенятие опыта может стать отличным фундаментом и подспорьем для трансформации национальной судебной системы, внести свой вклад в правовой ренессанс Беларуси.
Помимо этого, в качестве альтернативного варианта новое правительство сможет сделать специальное заявление о признании юрисдикции МУС в отношении всех белорусских событий начиная с 2020 года и попытаться инициировать расследование дела в МУС (на основе такого же заявления МУС сейчас имеет юрисдикцию в отношении Украины, которая не является стороной Римского статута).
Можно ли инициировать расследование ситуации в Беларуси в МУС до падения режима? Практически нет. Единственная возможность — если какие-то государства —участники статута обратятся в суд и передадут ему информацию о ситуации в Беларуси на том основании, что преступления, попадающие под юрисдикцию суда, частично имеют место на их территории.
В 2019 году таким образом МУС признал свою юрисдикцию над ситуацией с вынужденным массовым исходом народа рохинджа из Мьянмы (не участницы статута) на территорию Бангладеш (участницы). В силу этого суд признал, что массовая депортация и преследование частично совершены на территории Бангладеш.
В 2021 году была попытка обратиться в МУС с аналогией по Беларуси и квалифицировать как массовую депортацию вынужденную политическую эмиграцию белорусов в соседние страны (обращались четыре НГО). С юридической точки зрения это была нежизнеспособная инициатива по ряду причин, она не увенчалась успехом. В том числе и потому что наша ситуация и ситуация рохинджа все же очень отличаются по массовости и степени тяжести.
Вместе с тем на сегодняшний момент (по сравнению с 2021 годом) признание Советом по правам человека ООН совершения в Беларуси преступлений против человечности, а также четкая декларация на уровне совета того факта, что около ста тысяч беларусов вынуждено покинули страну по соображениям безопасности и не могут вернуться, — может давать некоторые шансы (хотя их очень мало).
Международное правосудие — это командная работа
Подытоживая, важно заметить, что международное правосудие — это командная работа. Успех и эффективность не могут зависеть лишь от кого-то одного (суда, государства, организации, демократических сил).
Демократические силы и их лидеры, новое демократическое правительство Беларуси (кто бы им ни стал) не смогут сделать ничего в одиночку, без политической воли и немалой финансовой помощи международных партнеров. Чтобы это стало возможным, международное сообщество должно быть действительно сообществом и понимать принципиальную важность демократизации Беларуси для европейской безопасности. Демократизации системной, а не уровне смены фамилий.
В то же время для того, чтобы максимально эффективно включать политические рычаги, демократическим силам стоит ставить трезвые и с правовой, и с политической точек зрения, реалистичные и выполнимые задачи, демонстрировать взрослую и ответственную позицию.
Добро пожаловать в реальность!