То, что люди в эмиграции со временем начинают жить не с реальным, а искаженным образом своей родины, считается чем-то вроде аксиомы. Новый быт и новые общественно-политические реалии перетягивают внимание на себя, а огромная часть контекста «бывшей» страны попросту теряется. В эмиграции не слышно, о чем говорят в белорусских очередях в супермаркетах и поликлиниках, не видно, отдают ли люди свои талончики другим, выходя из транспорта, становится ли на улицах больше электроскутеров.
Но в нынешних белорусских реалиях эта оторванность принципиально другая. Из-за зачистки медиаполя и массовых репрессий в Беларуси даже самые заинтересованные эмигранты могут получать лишь какие-то разрозненные отрывки информации, из которых невозможно составить общую картину. И если обычно главная причина оторванности от родной страны — это новый быт, то в случае с современной Беларусью — это репрессивная политика Лукашенко, заточенная на максимальную информационную изоляцию.
Нет картинки
В 2020 году весь мир заговорил о Беларуси благодаря тому, что люди в самых разных странах смогли увидеть белорусские мирные протесты и жестокую реакцию силовиков. На первых полосах были фотографии людей после пыток на Окрестина, издания публиковали снимки из больниц, куда привозили покалеченных людей, а соцсети были наполнены фотографиями и видео с, казалось, каждой точки страны, где был хоть какой-то протест.
Пока беларусов и беларусок видели, о нас помнили. Но силовики сделали так, чтобы нас не было видно – они стали арестовывать одних медийщиков и буквально выгонять из страны других.
Помните, как много раньше было стримов? С любой протестной акции, с любого важного события. Журналисты часами показывали, что именно происходит, разговаривали на камеру с участниками событий. А ещё существовали уличные опросы, благодаря которым мы все могли слышать мнения самых разных людей по самым разным вопросам. Что они думают про праднование Дня независимости, сколько потратили в этом году, чтоб собрать ребёнка в школу, как проводят отпуск и как относятся к интеграции России и Беларуси.
А сейчас ничего этого нет и быть не может. Почти все редакции крупных независимых СМИ выехали из страны, 33 сотрудника медиа находится за решёткой, а те немногие журналисты и журналистки, что остались в стране и не ушли из профессии, работают почти всегда анонимно, по-партизански и, конечно, без картинки. Ну невозможно полноценно делать журналистскую работу в условиях, когда любая публикация в независимом СМИ опасна и для автора, и для героев. Можно искать какие-то суррогаты и идти на компромиссы вроде «все в статье анонимны, включая журналиста», но даже на таких условиях находить героев – крайне сложная задача.
Вот и получается, что журналисты внутри страны вроде бы и видят, что происходит, а рассказывать не могут, а те, кто за рубежом, видят далеко не все.
Практически исчез социально значимый пользовательский контент внутри Беларуси. Если первые месяцы после начала протестов редакции (и в стране, и за её пределами) использовали очень много фото и видео, снятых людьми в Беларуси, то и это сейчас почти невозможно. К примеру, фоторепортаж из Беларуси превращается в вымирающий жанр.
Всё это приводит ко взаимным претензиям — люди в Беларуси говорят, что независимые СМИ, уехав, перестали интересоваться Беларусью, а уехавшие журналисты на это отвечают, что они больше бы рассказывали про Беларусь, если была бы возможность работать с источниками в стране.
Но на самом деле это вторично, а действительно виноваты в этоq информационной изоляции только силовики и власти. Это они сажают журналистов и героев их материалов за то, что те показывают и рассказывают правду. Это они сделали так, чтобы мы всё больше и больше отрывались друг от друга.
Правозащитная пропасть
Чтобы разрыв между уехавшими и оставшимися постоянно увеличивался, власти не только перекрыли кислород медиа, но и зачистили сферу правозащиты. И сделали это так, чтобы потерпевшие сами боялись обращаться к правозащитникам и опасались любой огласки.
Чтобы люди за рубежом могли в какой угодно форме выступать против репрессий в Беларуси и хоть как-то поддерживать тех, кто находится в стране, об этих репрессиях они должны знать.
Мир жесток, и международным организациям нужна точная информация даже для того, чтобы выражать глубокую озабоченность и решительно осуждать действия режима Лукашенко. Нужны имена заключённых, детали заведённых против них дел, нужны цифры в динамике и анализ того, какие статьи чаще всего используются в политически мотивированных административных и уголовных делах.
В 2020 году в судах постоянно дежурили волонтёры правозащитного центра «Весна» и публиковали отчёты о заседаниях. А сейчас из-за присутствия на суде по политически мотивированному делу могут задержать даже дипломатку из ЕС. После того же суда, кстати, задержали и правозащитницу Насту Лойко — одну из немногих такого рода активисток, оставшихся в Беларуси (накануне она вышла на свободу после 30 суток административного ареста).
Кроме того, в 2020 году люди, выходившие на свободу после «суток» давали интервью, подробно описывали свой опыт в соцсетях и в целом были настроены скорее на распространение информации, чем на замалчивание. Теперь всё наоборот. Подробности новых отсидок мы узнаём редко и достаточно абстрактно — люди боятся, что, рассказав о нынешних условиях на Окрестина, они увеличат свои шансы повторного задержания и ещё ухудшат положение бывших сокамерниц или сокамерников.
Особенно ужасно то, что их опасения оправданы — силовики действительно любят мстить за то, что их преступления становятся широко известны.
Так, теперь даже правозащитники — и уехавшие, и оставшиеся, уже не очень хорошо представляют масштаб репрессий. И уж тем более его не представляют все остальные – люди, не связанные с этой темой профессионально.
Но снова же — кого в этом винить? Можно перекидывать вину друг на друга и говорить «вы уехали и живёте на гранты, пока мы тут страдаем» и «вы ничего нам не сообщаете, так что сами виноваты, что мы не можем помочь», но это обычный слив эмоций на тех, до кого можно дотянуться. В действительности же виноваты силовики и власти, которые выстроили такую систему, в которой этот террор стал возможен.
Война и блокада политзаключённых
Полномасштабная война России против Украины тоже сильно повлияла на информационный и эмоциональный разрыв между Беларусью и эмиграцией. Усилились репрессии внутри страны — теперь в Беларуси задерживают и сажают не только за протесты против Лукашенко, но и за протесты против войны, фотографирование военной российской техники, рельсовую войну.
Правозащитница Анисия Козлюк, которая сейчас живёт в Украине и занимается правами беларусов в этой стране, также собирает информацию о политзаключённых в Беларуси из открытых источников. По её словам, с началом полномасштабного вторжения в России в Украину такой информации в белорусских СМИ стало гораздо меньше, хоть ни суды, ни политзаключённые никуда не исчезли. «Просто всё внимание переключилось на такое огромное потрясение, как война», — говорит Анисия.
«И стало очень сложно непонятно, особенно находясь на таком большом расстоянии, что на самом деле происходит, чем можно помогать, а чем — нельзя. Нам перестали приходить письма, и мы не знаем, доходят ли письма за решётку от нас». Инициатива «Письма в клеточку» просто перестала существовать, потому что ответы из СИЗО и колоний совсем перестали приходить, и отправка туда писем стала похожа на обычное спонсирование Белпочты.
Полномасштабная война России против Украины стала поводом и для новых конфликтов между теми, кто уехал из Беларуси раньше, и теми, кто остаётся в стране, несмотря ни на что. За новым витком репрессий внутри Беларуси последовали санкции от других стран. В том числе появились ограничения, которые мешают людям сейчас уезжать из Беларуси, если у них нет доказательств политического преследования и они уезжают не для того, чтобы просить убежище.
В итоге беларусы в Беларуси и за её пределами становятся ещё более оторванными друг от друга. Многие из тех, кто бежали раньше, не могут приезжать в Беларусь, потому что это может обернуться арестом и тюремным сроком. А тем, кто продолжает жить в Беларуси, становится всё сложнее выезжать из страны, чтобы немного отдохнуть, побыть в безопасности и вживую пообщаться с родными и друзьями, которые уже живут за рубежом. И мы всё хуже и хуже понимаем друг друга.
Напрямую повлиять на тех, кто устроил войну и организовывает репрессии в Беларуси, у нас не получается, и поэтому мы срываемся друг на друге. Обвиняем, обвиняем и обвиняем. В том, что неправильно поддерживаем, неправильно сочувствуем и вообще всё делаем неправильно. Обвиняем демсилы, что они неправильно себя ведут, недостаточно активны или решительны.
По закону жанра я должна закончить этот текст высокоморальным выводом, что мы должны перестать друг на друга злиться, потому что это не помогает. Но такой вывод тоже никому не поможет, и вы, скорее всего, будете злиться уже на меня за то, что я делаю вид, что я «выше этого всего». А я не выше. Я просто не знаю, что нам делать в этом аду, у которого не видно ни конца, ни края.
Всего этого не должно было быть. Вот что я знаю точно.
Добро пожаловать в реальность!