«По доступным опросам, по крайней мере по состоянию на ноябрь 2021-го, большинство белорусов выступает против жестких экономических секторальных санкций. Поддерживают санкции примерно 25-30% белорусов. Так почему же оппозиция продолжает на них настаивать?» – задается вопросом в своем новом видео политический аналитик Артем Шрайбман.
– Во-первых, не вся оппозиция, – объясняет он. – Такие политические силы, как партия Бабарико или на другом фланге Зянон Пазьняк и его сторонники выступают против западных санкций. По их мнению, они толкают Беларусь в руки России, не добиваясь ничего позитивного.
Но действительно ключевые или самые заметные оппозиционные силы, вроде офиса Светланы Тихоновской или НАУ Павла Латушко, выступают за экономические санкции и даже их ужесточение. На это есть несколько причин.
Во-первых, сейчас не идет какая-то электоральная кампания. Эти политики не стараются перетянуть на свою сторону большинство. Если посмотреть на те же опросы, то внутри ядра протеста больше 60% как раз таки поддерживают максимально жесткие экономические санкции против Беларуси.
Во-вторых, если смотреть на вещи объективно, то у оппозиции сегодня нет внутренних рычагов давления на режим. Когда в стране шли массовые протесты, санкции не стояли так высоко на повестке дня. Но теперь у оппозиции не осталось никаких других рычагов, кроме международной дипломатии. И здесь у них есть несколько вариантов.
Они могут предлагать Западу ничего не делать. Но тогда они, по сути, не нужны. Они могут предлагать идти на диалог с Лукашенко. И еще они могут предлагать новые санкции.
В случае, если бы они выступали за больший диалог, то возрастал бы риск того, что они бы сами оказались не у дел, так как такой диалог легитимизирует Лукашенко как собеседника и как представителя Беларуси.
Поэтому они, по сути, остались без какого-то выбора. Санкции – это то единственное на что они могут повлиять и то единственное, что с их точки зрения может принести хоть какой-то результат в самой Беларуси.
Дело в том, что у диалога Запада и Лукашенко не самая хорошая репутация. В том смысле, что последние два раза такой диалог закончился новыми заморозками. А вот санкции при всем их несовершенстве хоть никогда не меняли самого Лукашенко, тем не менее в прошлом хотя бы вынуждали его идти на какие-то уступки. Например, освобождать политзаключенных.
Поэтому, если оппозиция хочет сохранять субъектность. В том числе в глазах своих самых преданных сторонников, она вынуждена продолжать двигаться в этой колее. Даже, если оппозиционные политики сами понимают, что это не расширяет их базу поддержки.
Об отношениях с Западом во время войны
– Полноценная перезагрузка отношений сегодня едва ли возможна, и Минск не может этого не понимать. Поэтому письма Макея и другие дипломатические усилия – это, скорее, попытка прозондировать почву. Понять, можно ли добиться хоть чего-то в отношениях с Западом, не идя на серьезные уступки внутри страны.
Во-вторых, пока в стране находятся российские войска, Лукашенко в принципе скован в том, что он может делать и сигнализировать Западу. Если бы он освободил сотни политзаключенных, Кремль не спутал бы это ни с чем другим. Всем бы сразу стало ясно, что Лукашенко снова пытается втереться в доверие Западу.
В-третьих, нет понятного встречного предложения. В прошлом, Лукашенко понимал, что, если он освобождает нескольких политзаключенных, то он получает взамен отмену санкций. Сейчас это далеко не очевидно. Сегодня на повестке дня есть и другие условия. Например, неучастие в российском вторжении в Украину.
То есть, вывод российских войск с территории Беларуси и начало нормального диалога с оппозицией.
И действительно может оказаться так, что Лукашенко освобождает 500, 600 или 700 политзаключенных, а снятие санкций блокирует Литва или Польша, и в итоге он не получает ничего взамен.
В такой ситуации у Лукашенко не возникает желания идти на серьезные уступки, пока он не понимает им цену. Особенно, учитывая все те реальные риски, которые могут последовать за частичной амнистией политзаключенных.
И речь не только о том, что разозлится Кремль. Власти боятся, что если они начнут массово освобождать своих оппонентов, то все те, кто протестовал в 2020-ом воспримут это как слабость и снова выйдут на улицы.
А будут ли готовы силовики также дисциплинированно подавлять новую волну протестов, если они будут где-то на подкорке понимать, что и этих людей могут вскоре отпустить, потому что власть захочет поторговаться с Западом?
Все это не означает, что Лукашенко в принципе сегодня не способен созреть на такие уступки, как освобождение сотен или всех политзаключенных. Но для этого должны определенные условия.
Во-первых, экономические проблемы должны довести власть до состояния, чтобы она была готова пробовать даже политически рискованные шаги лишь бы снять хоть какие-то санкции.
Во-вторых, Россия должна перестать выглядеть настолько угрожающим сдерживающим фактором, а это может произойти, например, в случае ее поражения в войне.
В-третьих, все равно не обойтись без какого-то подобия дорожной карты. Минск должен понимать, что его шаги не будут встречены молчанием со стороны Запада.
И поэтому Минск и европейские или американские политики должны будут по дипломатическим каналам согласовать между собой некий порядок ходов. А конкретно, что Минск получит в ответ на какие уступки.
Влияние батальона Калиновского на политические процессы в Беларуси
– Найдется ли место этим людям в белорусской политике, зависит от того, по какому сценарию пойдет трансформация нашего режима. Если в этом сценарии не будет массовых протестов, насилия, столкновений с силовиками, то непонятно как именно смогут себя проявить белорусские ветераны российско-украинской войны.
Если же такие протесты будут, и эти люди смогут в достаточном количестве вовремя проникнуть Беларусь и где-то найти оружие, то это может стать решающих фактором.
Ведь мы уже говорим о сотнях сплоченных людей с боевым опытом и готовностью погибать за свои идеалы.
Если мы вспомним опыт Украины, то на последнем Майдане 2014-го у большинства протестующих не было никакого боевого опыта или оружия. Но для того, чтобы переломить ситуацию в пользу революции, достаточно было всего лишь несколько сотен подготовленных людей, которые хорошо координировались между собой и были готовы рисковать.
Когда силовики попадают в ситуацию, в которой они знают, что им противостоят не только хипстеры с плакатами или женщины в белом с цветами, а есть реальный риск погибнуть, они начинают вести себя иначе. Это может иметь как и ожесточающий эффект – они могут начать расстреливать толпу просто на подходах. Но они также могут быть дезориентированы. Особенно, если они увидят, что власть начинает шататься.
Но, учитывая, что сами бойцы белорусских батальонов в Украине не скрывают, что многие из них планируют вернуться в страну, власть тоже будет к этому готовиться. Уже поступает многочисленные сообщения об обысках и визитах КГБ к родственникам белорусских добровольцев.
Очевидно, что их имена и фотографии будут во всех возможных базах на въезде в страну. Также власть будет понимать заранее, что, если начнутся протесты, то на них есть риск появления людей с боевым опытом из Украины.
Это в свою очередь означает немедленную милитаризацию реакции властей – больше военной техники на улицах, массовое привлечение военнослужащих и выдача им боевых патронов.
Чтобы понять, как работает логика реакции власти в таких ситуациях, достаточно вспомнить случай с Андреем Зельцером. Тогда в результате перестрелки погиб сотрудник КГБ, и с тех пор силовики выезжают на обыски и задержания активистов так, как будто их там будут ждать какие-то вооруженные боевики.
А в более отдаленной перспективе сегодняшние бойцы белорусских батальонов в Украине могут найти себя в белорусской политике и с другой стороны.
Если оппозиция придет к власти, то для строительства вооруженных сил новой Беларуси им понадобятся свои люди на ответственных позициях. Особенно, когда эти люди прошли через такой уникальный опыт.
Добро пожаловать в реальность!