«Я с мамой общаюсь. Скорее, это мама прекратила общение со мной. Даже когда на меня завели уголовное дело — мама же прекрасно об этом знает — никаких вопросов «как ты?» не последовало». Журналисты KYKY поговорили с дочерью Павла Латушко Яной — о её детстве, отце и администрации Лукашенко.
Яна — дочь Павла Латушко и его первой жены Натальи Рыженковой, с которой политик уже давно в разводе и которая сейчас в браке с человеком из Администрации Лукашенко. Яна ходила в школу при посольстве России в Варшаве, когда ее отец был послом Беларуси в Польше, а затем училась в Минске — когда Латушко занял пост министра культуры. В Беларуси Яна поступила в ВУЗ, но, не окончив первый курс, уехала на учебу в Париж — её отец стал послом Беларуси во Франции.
Сейчас Яна живёт в Белостоке. Ей 28 лет, и у неё есть работа, никак не связанная с политикой. При этом в январе 2022-го на Яну в Беларуси завели уголовное дело, а на минскую квартиру наложили арест. Но сегодня большую часть времени мы будем говорить с ней о детстве, чтобы понять, каково это — быть дочкой дипломата.
«Папа уезжал в командировки, а я оставалась с женщиной, чей муж работал в посольстве»
KYKY: Яна, на тебя завели уголовное дело, заодно наложив арест на твою минскую квартиру. Скажи честно, тебя удивила эта новость?
Яна Латушко: Морально я была к готова к тому, что подобное может произойти — не сегодня, так завтра. Но в моменте было неприятно: я же знаю, что ничего противозаконного не сделала, я просто дочь своего отца и меня преследуют, хотят привлечь к ответственности из-за моей фамилии.
KYKY: Не было мысли продать квартиру? Или никто бы не стал в Минске покупать недвижимость у дочери «опального политика»?
Я.Л.: Эту квартиру подарили мне на 18-летие, то есть уже десять лет она моя. И это не апартаменты, а вполне обычное жилье в доме, 85-го года постройки. Я задумывалась о продаже, хотя опасалась — последствия от возможной продажи могут быть непредсказуемыми. Даже само по себе совершение сделки может стать проблемой для покупателей. Многие в Беларуси знают Латушко, большинство его поддерживает, кроме Лукашенко и его сторонников. А за любое слово или действие, которое не понравится режиму, теперь могут назвать преступником и отправить в тюрьму.
KYKY: Буквально сразу после новости о твоем уголовном деле стало известно, что в Беларуси задержали двоюродного брата Павла Латушко. Как ты отреагировала?
Я.Л.: Ощущения были ужасные. Сначала завели дело на меня, после задержали папиного брата, что дальше? Всех с фамилией Латушко в Беларуси пересажают? Но ведь не все из них наши родственники.
KYKY: Ты стала больше переживать за свою безопасность после задержания брата отца? У тебя есть охрана?
Я.Л.: Охраны нет — я нахожусь в Польше и рассчитываю, что власти этой страны делают всё, чтобы обезопасить как поляков, так и иностранных граждан. Но я и сама стараюсь всё проверять. Например, когда сажусь в машину, сразу нажимаю на тормоз, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Вечерами стараюсь одна не выходить на улицу. Страх есть, ведь режим непредсказуем. Когда завели дело, стало и правда страшнее. Я и раньше понимала: они знают, что у Латушко есть дочь, но мной никто не интересовался. А теперь, видимо, интересуются. С другой стороны, ну, сделают они что-то со мной — и что дальше? Папу это только еще больше разозлит.
С братом папы мы не были знакомы лично. Это сын родного брата моего дедушки, а у дедушки семь братьев и сестер — очень много родственников. Я никогда с этой частью семьи особо не общалась, потому что большую часть взрослой жизни прожила за границей. Сначала в Польше, когда папа был консулом и послом, потом вернулась в Беларусь, окончила там школу и поступила в университет. Но уже в середине первого курса мы с папой уехали в Париж, когда его назначили послом Беларуси во Франции. Поэтому, видимо, контакт с семьей был не сильно близкий.
KYKY: Я как раз хотела поговорить о твоем детстве. Как ты росла? У тебя была, например, няня?
Я.Л.: Да (улыбается). Когда папа стал консулом и родители приехали по работе в Белосток, для меня начали искать няню, чтобы мама могла ходить на работу. Мне тогда было всего два года. Со мной нянчилась девушка из Белостока, я с ней до сих пор общаюсь — мы раз в неделю созваниваемся. Когда папа уехал из Белостока, стал послом и работал в Варшаве, я ездила к ней во время летних каникул, она приезжала на мои дни рождения и в Минск, и в Варшаву. Мы даже как-то отмечали у нее дома Рождество. Это здорово, когда с няней можно дружить всю жизнь.
Когда переехали в Варшаву, мы с папой жили в доме около посольства. Помню, если папа уезжал на день и должен был вернуться ночью, я сидела в зале с включенным светом и ждала, когда он вернется домой, — только после этого шла спать. Боялась, что может что-то случиться, если его не дождусь. Папа часто уезжал в командировки, поэтому я оставалась с женщиной, муж которой тогда работал в посольстве. Она встречала меня из школы, кормила, я могла провести весь день в ее комнате, мы по ночам вместе сериалы смотрели.
KYKY: Помнишь, что это были за сериалы? На чем вообще ты росла, какие книги, фильмы смотрела?
Я.Л.: С женщиной, которая за мной присматривала, мы смотрели «Не родись красивой» — видимо, в то время это был очень популярный сериал (смеется). Училась я в школе при посольстве России, поэтому в основном читала русскую литературу, которую задавали учителя. Беларуским языком занималась в посольстве с нанятым папой учителем, а беларуские книги начала больше читать, когда вернулась в Минск. А вообще тогда все дети читали «Гарри Поттера» (смеется).
KYKY: Ты знакома с биографией Ксении Собчак? Её отец — известная политическая фигура, поэтому саму Ксению долгое время воспринимали как девочку, которая читала людям из правительства стихи, стоя на табуретке. Мне кажется, ты тоже часто видела политиков и дипломатов у себя дома. Общаешься ли с кем-то из них до сих пор?
Я.Л.: Мы часто с папой ходили в гости к послам. Например, папа дружил с послом Казахстана. Я видела нескольких министров иностранных дел и культуры разных стран. Как-то, уже живя в Минске, во время парада в честь дня Независимости я вместе с папой стояла около трибуны, с которой вещал Лукашенко. Много чего было, и я всегда была рядом с папой: как осталась с ним в третьем классе (после того, как Павел Латушко развелся с матерью Яны — Прим. KYKY), так и иду с ним всю жизнь нога в ногу.
Приходилось видеться и с [экс-президентом Польши] Лехом Валенской, и с бывшими премьер-министрами Польши, c политиками Франции и Испании. Конечно, и с многими беларускими деятелями культуры. Больше всего папа дружил с людьми из МИДа. Но чтобы я с кем-то из послов и чиновников сблизилась — такого не было. Разве что я пару раз общалась с послами Беларуси в Польше, которые были после папы, но сейчас никто из них не поддерживает общение. Ни со мной, ни с папой.
KYKY: После августа 2020-го ты разочаровалась в ком-то из политиков, дипломатов, с которыми была лично знакома?
Я.Л.: Я знаю людей, которые до всех событий в близком кругу высказывались против режима, но в итоге остались в системе и продолжили работать на Лукашенко. Высказывались, конечно, не громко — у нас и до 2020-го все боялись, но они не соглашались, а сейчас заявляют, что все хорошо в Беларуси, хотя стало куда драматичнее. Но рано или поздно справедливость восторжествует и придется оправдываться. Вот только какое оправдание можно найти? Боялся и не знал? Знал.
KYKY: Как бы ты отреагировала, если бы твой отец поступил, как Макей, и в 2020-м решил остаться в системе? Я понимаю, что Павел многое сделал для Беларуси, показал пример чиновникам и дипломатам, но давай попробуем смоделировать такую ситуацию. Ты бы продолжила общаться с папой? Семья важнее?
Я.Л.: Я бы точно озвучила ему свою позицию, сказала бы, что он сделал неправильный выбор. Я не из тех людей, кто молчит, когда что-то не нравится. Но наше с ним общение точно бы не прекратилось: либо мы бы старались не обсуждать эту тему вообще, либо я бы всячески старалась донести до папы свою мысль. Не представляю, как это — полностью прекратить общение с родителями. Я бы не смогла. Но я и не могу себе представить, чтобы папа поступил иначе.
KYKY: А с другими людьми ты обрывала общение из-за их политической позиции?
Я.Л.: Чаще переставали общаться как раз со мной. Но не из-за разных позиций, а потому что люди остались в Беларуси и боятся контактировать. Я их понимаю и не обижаюсь. Среди своих близких друзей я не могу вспомнить ни одного человека, кто был бы за Лукашенко.
«Папа сразу всем представлял меня — чтобы не подумали, что я его девушка»
KYKY: Ты сказала, что особо не общалась с политиками и дипломатами, а с их детьми была знакома?
Я.Л.: Нет, обычно на приемы чиновники и дипломаты приходили со своими женами, а так как у папы супруги не было, он брал с собой меня. Помню, когда стала постарше, он всегда сразу же меня представлял, мол, чтобы не подумали, что я его девушка (смеется). А в школе со мной учились самые разные дети, не всегда те, у которых родители политики. Поэтому я никого из таких особо не знаю.
KYKY: Знаешь ли истории, когда дети чиновников, которые остались в системе, не соглашались с выбором своих родителей и протестовали?
Я.Л.: У Макея в семье такая ситуация произошла — его сын уволился из МИДа, но мы с ним не знакомы. Мне кажется, многие дети моего поколения хотят перемен, хотят жить в новой Беларуси. Думаю, многие дети политиков и чиновников выходили на марши, но конкретных фамилий не назову — и не имею права этого делать.
KYKY: Есть и другие примеры, когда дети как раз поддерживали своих родителей из окружения Лукашенко.
Я.Л.: Да. И одного такого «ребенка», который согласен с системой, я знаю. Как-то он написал мне сообщение: «Яна, передай своему папе, что высказываться не стоит». Я решила ему не отвечать — какой смысл? Разве что-то докажешь? Хотя, мне кажется, дети беларуских чиновников, которые публично поддерживают родителей, в глубине души понимают, что у этого режима нет будущего.
KYKY: В каком ведомстве работают родители человека, который тебе писал?
Я.Л.: В администрации бывшего президента.
KYKY: Как ты относишься к «ябатькам»?
Я.Л.: Не могу их понять. Может, эти люди боятся жить по-новому, или просто не видели другой жизни. Беларусы много выезжали за границу, может, у «ябатек» этого опыта нет, и они не понимают, что можно жить иначе. Поэтому и думают, что когда Лукашенко уйдет, в Беларуси свет закончится. При этом я не отношусь к «ябатькам» с агрессией, скорее, более философски. Вот моя бабушка (мама Павла Латушко — Прим. KYKY) может сказать, что они «ненормальные» (смеется).
KYKY: Яна, а ты ходила на марши в Беларуси?
Я.Л.: Я приехала в Минск через два дня после выборов на свадьбу к подруге. Папа, правда, говорил, что ехать не стоит, но я уперлась и решила иначе. Мне очень хотелось в Беларусь — из-за ковидных ограничений я долгое время не была в стране. Однако на марш я не попала — удалось только поездить по Минску на машине и посигналить, как тогда делали все (но с 2020-го я хожу на акции в Белостоке и иногда в Варшаве).
А 16 августа, как раз в день большого марша, мне позвонили и сказали, что надо уезжать в Польшу вместе с бабушкой, потом кто-то привез письмо от папы, где было написано: «Срочно собирайтесь».
У меня был шок — как сказать бабушке, которой 70 с лишним лет, что надо срываться и ехать? В итоге всю дорогу до Польши бабушка молчала. Я тоже была расстроена и нервничала, потому что папа остался в Минске. Понимала, что он пошел против человека, который способен на всё, и очень переживала.
Спустя пару дней после нашего отъезда Лукашенко заявил: «Латушко перешел красную линию и ответит за всё». Я сразу же переслала это заявление папе со словами: «Пожалуйста, уезжай». В ту же ночь папа уехал.
KYKY: Ты думала о том, что будешь делать, если отца посадят до его отъезда?
Я.Л.: Да, и у папы спрашивала, что делать, если это случится, он отвечал: «Будешь воевать за меня» — «А как?». Было очень страшно, я ведь была дочкой политика, но сама политикой никогда не занималась. При этом я понимала, что если папу задержат, сделаю всё, чтобы его освободили. Папа — самый родной, самый главный в моей жизни человек. Я бы о стенку разбилась, но сделала все для его освобождения. Попыталась бы достучаться до всех — может, даже через маму (мама Яны, Наталья Рыженкова, замужем за первым заместителем главы Администрации президента Максимом Рыженковым — Прим. KYKY).
KYKY: Давай вернемся к твоему детству. Я хочу понять, каково это — быть дочкой дипломата. Наверняка папа привозил из командировок подарки. Что это могло быть?
Я.Л.: Я постоянно спрашивала у папы, что вкусного он мне привезёт. И он всегда привозил конфеты или другие сладости. Конечно, у него не было времени специально ходить и выбирать презенты, но он старался меня порадовать. Помню, как-то он привез мне из Вены вязаный костюм, но тот, скорее, был пошит на мальчика.
Когда папа работал в Белостоке, купил для меня в Варшаве игрушку — Левика. В детстве я без нее не засыпала, и сейчас эта игрушка постоянно ездит со мной. Когда я стала старше, папа подарил мне медведя, и потом про эти две игрушки писал для меня стихотворения на беларуском языке. Никогда этого не забуду, думаю, буду еще своим детям их показывать. Конечно, мне дарили и телефоны, и другие дорогие подарки, но именно эти игрушки самые ценные.
В мишку вшито сердце. Папа подарил мне эту игрушку, когда мы вдвоем с мамой уехали в Беларусь, потому что родители решили развестись. Он тогда сказал: «Яна, прижми к себе мишку сильно-сильно, и твое самое заветное желание сбудется».
KYKY: Что ты загадала?
Я.Л.: Чтобы родители не разводились. Я не могла понять, почему мама решила уехать от папы, поэтому в итоге осталась с папой.
KYKY: Хотя чаще дети остаются с мамой.
Я.Л.: Да, особенно девочки. Я люблю свою маму и уважаю ее выбор — она выбрала другого мужчину. Думаю, любая женщина после замужества может принять подобное решение. Но в детстве у меня была большая обида — почему папа остался один? У мамы новая семья, а у него никого нет. Вообще я должна была остаться с мамой, меня хотели увезти в Минск из Варшавы перед 1 сентября, когда я шла в третий класс. 30 августа собрали чемодан, но я сказала, что не хочу никуда ехать, выбросила всю одежду на пол и улеглась. В итоге папа сказал: «Ты уверена? Тогда, оставайся». А 31 числа мы вместе побежали по магазинам покупать одежду и тетрадки — все как в фильме «Красотка». Потом папа рассказывал, что в тот вечер сидел и думал: «Я остался с девочкой — что же теперь делать?». Я очень люблю своего папу и благодарна ему за всё, что он для меня делает.
KYKY: У меня есть старший брат, и у нас в семье было негласное правило, что мама больше любит сына, а папа — дочь. При этом папа понятия не имел, как за мной ухаживать (смеется).
Я.Л.: Мой тоже. Как-то папа пытался заплести мне хвостики, но мне не понравилось — то слишком туго затянет, то еще что. Потом я сама просила его заплести мне косички, но он уже не соглашался. Помню, как просила его помочь с математикой: у папы срочное дело, он общается по телефону с главой МИДа Польши, а я сижу с учебником и не унимаюсь: «Папа, ну помоги решить!» — «Скоро закончу, подожди, пожалуйста». Потом садился и помогал. Было нелегко, но классно. К тому же при посольстве была прекрасная женщина, ставшая мне еще одной бабушкой, а летом к нам приезжали папины родители.
Я никогда не жалела о своем выборе. Мама осталась для меня близким человеком — она моя мама и всегда ею будет. Просто с папой я ближе, потому что провела с ним большую часть жизни.
KYKY: В одном из интервью ты говорила, что папа при тебе никогда не критиковал маму.
Я.Л.: Так и было, папа даже уговаривал меня поехать к ней. У него всегда была позиция, что маму оставлять нельзя. Это я упиралась и не хотела его слушать.
«Не надо вести себя так, будто ты особенная»
KYKY: Сейчас вы с мамой общаетесь?
Я.Л.: Общаемся. Минимально. Она осталась в Беларуси, а ее муж — в правительстве. Давай лучше о другом поговорим, мама может обидеться.
KYKY: Когда я попросила тебя представить, что папа выбрал другую сторону, ты ответила, что не перестала бы с ним общаться. С мамой такая же ситуация?
Я.Л.: Я с мамой общаюсь. Скорее, это мама прекратила общение со мной. Мы изредка созваниваемся, но тема происходящего не обсуждается ни в каком ракурсе.
Даже когда на меня завели уголовное дело — мама же прекрасно об этом знает — никаких вопросов «как ты?» не последовало. И про квартиру она ничего не спрашивала, хотя они с папой когда-то там вместе жили.
Но я на нее не обижаюсь, все понимаю. Возможно, она тоже боится — ну, или у нее есть свое видение происходящего. Как-то мы все же завели тему политики, я ей пыталась высказать свое мнение. В итоге мы немного поругались и я поняла, что в подобных разговорах нет смысла.
KYKY: Если не хочешь, не отвечай на этот вопрос: в последнее время ты общалась с мужем мамы (речь про Максима Рыженковова, который сейчас работает на Лукашенко)?
Я.Л.: Давай не будем это обсуждать.
KYKY: Хорошо. Ты помнишь, чем твое воспитание отличалось от воспитания других сверстников?
Я.Л.: Я была ребенком, который должен всегда ходить за папой и вести себя прилично. Не так, как другие дети, которые могут и побегать, и покричать. У меня спина всегда должна быть ровно, разговаривать нужно вежливо и красиво, вести себя в обществе хорошо. Еще, помню, мы с папой ходили вместе по магазинам, он меня одевал, следил, чтобы я выглядела аккуратно. Но родители всегда мне говорили: «Яна, не надо вести себя так, будто ты особенная. Ребенок посла, министра остается ребенком».
Конечно, у меня не было такого, чтобы я приходила со школы домой, а там мама с папой уже готовят ужин. У папы то командировка, то приемы, то еще что-то. Жизнь точно складывалась иначе, чем у обычного ребенка. Со мной рядом каждый вечер папы не было, поэтому после школы я могла заехать в посольство, чтобы сделать там уроки. Когда не могла сама в чем-то разобраться, шла к дипломатам — они помогали: кто с математикой, кто — с английским.
KYKY: Мы привыкли видеть твоего отца харизматичным политиком. Можешь рассказать, какой он с тобой, когда его не видят камеры?
Я.Л.: Папа и дома дипломат (смеется). Он всегда был и сейчас постоянно в делах, даже дома. У него работа на первом месте, потом уже я, бабушка и остальное. Когда приезжаю к нему в Варшаву, всегда спрашиваю: «Пап, я у тебя дома. Может, поговорим уже?» — «Да-да, сейчас». Но он просит не обижаться, говорит, что главное, чтобы люди вышли из тюрьмы. У папы сейчас тем для разговоров, кроме политики, практически нет. Если он грустит, то только из-за того, что столько людей страдает по дороге к победе — и это нелегко. Он не грустит по личной жизни, её у папы просто нет.
KYKY: В интервью KYKY Павел рассказывал, что он человек довольно эмоциональный: «Могу накричать. И даже могу кулаком по столу стукнуть». Дома ты за ним такое замечала? Он может повысить голос?
Я.Л.: На работе, может, у него такое и было, но дома — никогда. Должно произойти что-то из ряда вон выходящее, чтобы он накричал. Пожалуй, сейчас это возможно только в наших с ним разговорах о вакцинации. Я еще не сделала прививку, и папе это не нравится.
KYKY: А о чем вы могли спорить, когда ты была подростком?
Я.Л.: Например, когда была подростком, я ходила на танцы, после которых любила провести еще немного времени с друзьями. Папе очень не нравилось, что я поздно возвращаюсь домой, и он пытался дипломатично объяснять, что это небезопасно. Но я в свою очередь была послушным ребенком: сказали нельзя — значит нельзя. Конечно, могла обидеться и закрыться в своей комнате, но потом приходила к мысли, что папа прав.
KYKY: Помню, как спорила со своей мамой — она у меня не была дипломатом (смеется). Как-то я подстригла коротко волосы, мама была недовольна и сказала, что мне совсем не идет. Я рыдала дня два.
Я.Л.: Мой папа тоже недавно сказал: «Яна, сделай, пожалуйста, что-нибудь с волосами». Просто они у меня пушатся и не всегда поддаются укладке. В общем, я и сама понимала, что надо что-то поменять, поэтому пошла и сделала кератиновое выпрямление. Я думаю, папа может мне сказать что-то такое, потому что сильно переживает за меня. Да и, наверное, в таких ситуациях родители правы — они же смотрят на нас со стороны и хотят нам только лучшего. Для меня папино мнение важно, ведь он может искренне сказать, что я делаю не так.
KYKY: А ты помнишь, как папу со своими парнями знакомила?
Я.Л.: Парень, с которым я сейчас встречаюсь, ездил вместе со мной в Минск в 2020-м. Папа тогда еще не был с ним знаком, поэтому был в шоке: «Как это?! Ты едешь с молодым человеком сразу к нам домой? Я же его не знаю — так нельзя».
Но папа всегда доверял мне в этом плане, потому что я выбирала нормальных парней (смеется). Да и, если честно, у меня было не так много отношений. Но, конечно, перед знакомством я всегда волновалась, что молодой человек папе не понравится. Понимала, что папа при встрече в любом случае будет вести себя дипломатично, но потом лично мне может и сказать: «Может, с ним не стоит?»
KYKY: А когда папа был министром культуры и ты жила в Беларуси?
Я.Л.: В то время мне нравился молодой человек, который как раз был связан с культурой. Он знал, чья я дочь, но никогда не попросил никакой помощи. Для него это было табу и он говорил: «Я сам всего добьюсь». С одной стороны, даже немного удивительно, что парень не просил помощи — у него, по сути, была прямая линия (но я как раз такие качества очень ценю в людях). Но он и правда очень многого смог добиться сам. А познакомились мы в лагере. Тогда всем сообщили, что приехала дочь министра, поэтому он заранее знал, кто я.
KYKY: Когда объявляют, что приехала дочь министра, в лагере что-то меняется?
Я.Л.: Наверное, нет. Ну, разве что люди становятся очень вежливыми и дружелюбными и боятся сказать тебе что-то не так. А, тогда еще на открытие смены должен был приехать министр образования, и меня поставили перед фактом: надо спеть песню на открытии.
KYKY: Как думаешь, каким Павел будет дедушкой?
Я.Л.: Не думаю, что папа будет тем дедушкой, который сидит с внуками — это вообще не его история. Но он точно будет их очень любить, баловать и рассказывать про свою работу, про беларускую культуру. Даже если я выйду замуж за поляка или немца, мои дети 100% будут знать беларуский язык. Кстати, я уже сказала папе, что, когда выйду замуж, фамилию менять не буду, останусь Латушко.
KYKY: Многие люди из системы Лукашенко выбрали перемены, но у части из них сохранилась профдеформация — кажется, система с ними навсегда. Ты замечаешь в отце отпечаток этого?
Я.Л.: Папа во время работы на беларускую систему пытался сделать по максимуму для людей, для Беларуси. Он работал при Лукашенко, но не старался угодить этому человеку. Да, вариться в такой системе непросто, но папу это не разрушило. Я этого в нем не вижу. Он всегда был за новое, за беларускую мову, культуру, за развитие.
KYKY: Ты вернешься в Беларусь?
Я.Л.: Я бы хотела вернуться. В Польше хорошо жить, у меня здесь много друзей, парень, но Родина остается Родиной, домой все равно тянет. Уже представляла, как мы с папой и моим молодым человеком садимся в машину, берем с собой шампанское и едем через беларуско-польскую границу, а за нами целая куча машин с БЧБ-флагами. И все едут домой.
KYKY: Ты думала о том, чтобы присоединиться к отцу в НАУ?
Я.Л.: Мне уже предлагали пойти в НАУ, но в тот раз я отказалась. Я ведь живу в Белостоке, а не Варшаве. Здесь у меня уже есть работа, к тому же я пою в коллективе, а в Белостоке летом проходит очень много фестивалей беларуской песни. Да и папе я как волонтер уже помогаю, перевожу тексты на польский язык. Плюс, мы завели польскоязычный канал на ютубе, и в этом проекте я тоже принимаю активное участие. Люди, которые состоят в НАУ, могут работать только там, у них нет времени на что-то другое. Я понимаю, что если соглашусь на предложение, придется на время отказаться от обычной жизни и переехать в Варшаву. И уже были мысли согласиться, но окончательное решение я еще не приняла.
KYKY: А если бы тебе дали выбор, заниматься тем, что ты любишь, что бы ты выбрала?
Я.Л.: Я всегда хотела быть певицей. Когда была подростком, профессионально занималась пением, но в итоге пошла на юридический факультет, а потом на экономический. Но, возможно, моя мечта когда-нибудь осуществится. К тому же, я уже выступаю в музыкальном коллективе. А сейчас я стараюсь делать всё, что могу, для новой Беларуси.
Добро пожаловать в реальность!