«Моя грудь стала мемом». Интервью с художницей Яной Шостак — той самой, которая кричит за каждого из нас

Порой, наблюдая за беларускими новостями, хочется просто кричать. и пока большинство сдерживает этот порыв, акционистка Яна Шостак в буквальном смысле делает это за всех нас. Kyky поговорил с этой девушкой родом из Гродно, которая в одиночку устраивает перфомансы, которые приковывают к Беларуси внимание мировой прессы. 

Яна Шостак живет в Варшаве и изо всех сил кричит международному сообществу о проблемах Беларуси. На родине девушку окрестили предательницей, но Яна убеждена, что искусство сильнее штыка и может победить диктатуру. На днях она получила престижную награду от польского издания «Polityka» – местный «Оскар» в области искусства. На церемонию она пришла в платье с портретами более тысячи политзаключенных и традиционно исполнила «Минуту крика» за Беларусь. И наш разговор мы решили начать там, откуда Яна родом.

KYKY: Начнём с Гродно?

Яна Шостак: Я не живу в Беларуси уже 11 лет: уехала учиться в Краков и осталась в Польше. Родом я из Гродно. До сих пор вспоминаю пленэры в парке Жилибера, прогулки по Виленской, у старого замка – там очень красиво. Многие места, которые я любила, уже не существуют. Например, каждый гродненец знает чебуречную возле зоопарка рядом с вокзалом – это было мое самое любимое место в детстве. Сейчас, конечно, той чебуречной уже нет.

Что еще рассказать про Гродно? Это город свободолюбивых и предприимчивых людей – возможно, сказывается близость к Европе. Помню, когда вводили какие-то очередные абсурдные законы, чтобы усложнить жизнь предпринимателям, по городу прокатились протесты. И в 2020-м Лукашенко говорил, что Гродно «поднимает температуру». После нескольких дней протестов в отставку стали подавать местные чиновники, милиция никого не арестовывала, а первая полоса газеты «Вечерний Гродно» вышла с заголовком «Гродно – город свободных людей». И эта статья была о том, что мы победили. Да, эйфория продлилась недолго, но это было незабываемо. Гродно для меня – моя личная Каталония», – говорит Яна Шостак.

KYKY: Когда к вам пришло понимание, что в Беларуси у власти находится диктатор?

Яна Шостак (Я.Ш.): У меня никогда не было иллюзий по поводу Лукашенко и системы, которую он выстроил. Мне все было понятно уже лет в 11-12, когда в школе нас заставляли вступать в БРСМ. В 17 лет я была в Минске на «Плошчы», всё видела своими глазами. Мы тогда ждали знакомых, которые должны были к нам присоединиться. И я зачем-то на снегу написала «Жыве Беларусь». Как только я это сделала, к нам подошли двое в штатском и сказали: «Пи**ой протирать будешь или е**лом раз протянуть?». Для меня это было шоком. Нас хотели забрать и даже вызвали автозак, но там не оказалось свободных мест. Поэтому нам дали время убежать, предварительно конфисковав БЧБ-флаг. Помню, тихарь тогда сказал: «Может, на следующих выборах будем пи**ить уже не ваших, а наших». И засмеялся.

KYKY: Почему после этих событий все всё забыли на 10 лет? Хотя и тогда уехало много беларусов, которые рассказывали мировому сообществу о происходящем в стране.

Я.Ш.: Это больше вопрос к политикам. В 2010 году, когда взяли Некляева, все задавались вопросом: «А что дальше?». Не было лидера, который бы повел за собой народ, какого-то единого плана действий. Хотя народ был готов на многое – люди пришли на площадь в минус 22 градуса, чтобы выразить несогласие. Люди выдали политикам огромный кредит доверия, а политики не знали, что делать. Это была странная ситуация.

И в 2020 году, когда стала появляться информация о кандидатах в президенты, я думала, что все будет как в 2015-м. Но потом произошло всё то, что произошло: беларусы узнали про Светлану Тихановскую – это была яркая политическая кампания. И не только я, многие поверили в перемены – всё было искренне. Опять-таки, объединение штабов – такого ведь никогда не было, чтобы появился один сильный кандидат от оппозиции. Люди поверили, что можно всё изменить. Хотя многие, возможно, действительно не понимали, что происходило в Беларуси, в том числе на той же «Плошчы» в 2010-м, либо в 2006 году. И в 2020-м многие проснулись благодаря телеграм-каналам, которые популяризировали повестку, озвучивали факты, которые казались очевидными. Когда мы проводим верификацию репрессированных и разговариваем с людьми, многие говорят: «Раньше я жил нормально, а в 2020-м вдруг понял, что происходит».

KYKY: Как вам пришла идея кричать за Беларусь?

Я.Ш.: Летом 2020-го я не принимала участия в протестах, но приезжала в Беларусь, чтобы проголосовать. Потом я вернулась обратно в Польшу и ко мне обратилась шведская организация, которая попросила дать актуальную информацию о Беларуси, чтобы донести ее до министра иностранных дел Швеции. На выступление мне дали всего три минуты. Я понимала, что за это время не успею рассказать о всем том ужасе, который происходит у нас в стране. Поэтому я сделала обращение на две минуты, а третью минуту использовала для того, чтобы передать эмоции, которые испытывают беларусы. И я стала кричать. Позже я сделала акцию безвременной – к ней может присоединиться любой желающий с 18.00 до 18:01. Это символическое время, которое разделяет сутки на половину и символизирует половину пути, который мы прошли. Беларусы застряли на этой половине: как раньше уже не будет, но пока еще не случилось так, как должно быть. К слову, после этой акции мое фото опубликовали на обложке газеты «Советская Белоруссия», где назвали предательницей родины.

Возможно, стоит определить какой-то день, чтобы минута крика повторялась хотя бы раз в неделю. Сейчас она повторяется в разных формах – мне присылают видео минуты крика с других городов, стран. Все кричат как могут – о Беларуси нужно говорить любыми возможными способами. И надеюсь, этот крик будет доноситься до нашей победы над диктатурой и на один день дольше, чтобы наверняка. Сейчас я нахожусь в процессе создания голосовой инсталляции в пространстве Варшавы, чтобы каждый день в городе доносился крик.

Акцию поддержал и известный польский актер Бартош Беленя, который произнес речь о Беларуси и устроил минуту крика в Европарламенте. И это было важно, потому что одно дело, когда беларусы говорят о своих проблемах. И совсем другое, когда в поддержку Беларуси кричит поляк, который получает международную награду.

KYKY: Также вы поднимали проблему мигрантов и боролись за то, чтобы изменить отношение к беженцам.

Я.Ш.: Да, в 2017 году задолго до миграционного кризиса я решила изменить нарратив и заменить слово «беженец» термином, который бы вызывал более положительные эмоции. Например, закрепить свойский термин «nowak», что в переводе значит новоприбывший. Правящая партия в то время активно муссировала тему, что беженцы – плохие, так как они отнимают работу у местных. Я хотела изменить эту ситуацию при помощи искусства и инициировать публичную дискуссию о проблемах беженцев, чтобы их жизнь стала более комфортной. И поляки должны были осознать некоторые вещи. Например, самая популярная фамилия в Польше – Nowak. В Средневековой Европе при рабовладельческом строе, когда раб перебегал от одного владельца к другому, его называли nowak. Поэтому в какой-то степени мы все nowacy и откуда-то прибыли. Если не мы, то наши деды, прадеды, прапрадеды. И нам стоит более уважительно относиться к каждому приезжему, вне зависимости от страны, из которой он прибыл. Мне было важно рассказывать об этой идее, поэтому я решила принять участие в конкурсе красоты. Ведь эти конкурсы транслируются по телевидению в прайм-тайм и их смотрит огромное количество людей – порядка 4 миллионов людей только в Польше. Я специально похудела на 8 килограмм, прошла кастинги и дошла до региональных этапов.

KYKY: В Беларуси вам доводилось участвовать в конкурсах красоты?

Я.Ш.: Да, в 17 лет я участвовала в конкурсе «Мисс Беларусь» – этого хотела моя мама. И мне было интересно изучить эту микрореальность. Я тогда как раз начала активно говорить по-беларуски и сильно выделялась среди участниц. В итоге я дошла до полуфинала и нужно было три месяца посвятить подготовке к финалу, соответственно, находиться в Беларуси. Я выбрала учебу в Академии искусств и уехала в Польшу.

KYKY: Как тогда относились к беларускамоўным?

Я.Ш.: Тогда, скорее, старались не заострять на этом внимания, хотя меня поддевали, что я говорю на мове. Ведь считалось, что если ты говоришь на беларуском – ты или из деревни, или оппозиционер. Меня почему-то воспринимали, как из деревни. Это еще раз подтверждает, что режим до недавнего времени недооценивал и не воспринимал женщин всерьез, что и позволило появиться нашей лидерке Светлане Тихановской.

Я.Ш.: Это гражданская инициатива, которая нацелена материально помогать беларусам, которые были вынуждены бежать из страны. 98% состава участников проекта – это женщины. Инициатива, по сути, создавалась как скорая помощь для тех, кто экстренно уехал.

Помню, как я впервые встретилась с тремя беларусами, которые бежали из страны: они были в жутком состоянии, побитые. И им заблокировали счета сразу после того, как им перевели деньги от BYSOL – эти люди оказались ни с чем, просто на улице. И им не помог никто – ни одна из организаций в Варшаве, которая занимается беженцами. Эта история положила начало инициативы «Партизанки», под эгидой которой объединились женщины с обостренным чувством справедливости, чтобы помогать людям здесь и сейчас.

У нас есть склад, где можно бесплатно взять вещи, посуду, какие-то предметы первой необходимости. Действует выделенная инфолиния, где можно получить консультацию, работает юридический отдел. К слову, именно наши юристки добивались того, чтобы беларусы могли работать по гуманитарным визам, находясь в ожидании статуса беженца или получения международной защиты.

В рамках проекта функционируют языковые курсы и интеграционная программа, когда к человеку прикрепляют волонтера для общения и изучения языка. Людей подбирают по профессии, возрасту, увлечениям. Все это делается на энтузиазме – проект не имеет финансирования. Недавно с художниками из Украины и Польши мы запустили торговую марку BABULЯ для пенсионерки Анны Коноваловой из Беларуси.

В 2020 году женщина вывезла внуков из страны, чтобы они не попали в интернат. Родителей детей осудили на 5,5 лет лишения свободы после президентских выборов в Беларуси. Вязанные вещи ее производства из козьего пуха теперь можно приобрести в интернете. Такой вид нематериальной помощи партизанки тоже оказывают. Мы за то, чтобы давать возможности людям. Еще мы поддерживаем фонд Humanosh, который создал «Мирный дом» – временное пристанище для бежавших, которые не могут сразу получить место в лагере.

KYKY: Сколько людей уже получило помощь от партизанок?

Я.Ш.: Инициатива существует полтора года. За это время помощь в виде одежды получили более 3 тысяч человек. Более 200 людей бесплатно обучаются польскому, 10 человек прошли психотерапию. Порядка 70 детей мы помогли устроить в детские сады и школы – это тоже одно из направлений, которым мы занимаемся. Было оказано более 600 юридических консультаций, а обращений на инфолинию поступает порядка 900 в месяц. Еще я «выкричала» 97 людям прохождение бесплатного карантина, который в теории должен предоставляться каждому беларусу с гуманитарной визой, но так происходит не всегда.

KYKY: Еще одна ваша акция, которая шокировала католическую Польшу – это «Декольте для Беларуси». Женщины в центре Варшавы вышли с оголенной грудью, на которой были написаны названия компаний, сотрудничающих с режимом и имена политзаключенных. Вы вдохновлялись опытом Femen при создании этой акции?

Я.Ш.: Я ценю и уважаю Femen, но идею я не заимствовала. Всё началось после «Минуты крика» – я тогда была в бело-красно-белом платье с декольте без лифчика. Для меня это естественно не носить лифчики, но интернет взорвался. Польская депутатка из «левых» даже раскритиковала мое декольте, а моя грудь в соцсетях стала мемом. Шум не утихал, и я понимала, что акцент сдвинулся с проблем Беларуси на обсуждение моего декольте. Поэтому я решила использовать эту ситуацию и во время очередной минуты крика под представительством Европарламента написала на груди «56%». Именно столько процентов древесины от общего объема Беларусь экспортирует в Польшу, спонсируя режим.

Потом я пригласила всех желающих поддержать эту акцию. Причем я приглашала не только женщин, но и мужчин, просто женская грудь больше цензурируема и вызывает внимание. Думала, что будет какая-то реакция со стороны полиции, но никто не сказал ни слова – нас просто охраняли. Только спросили, собираемся ли мы и завтра устраивать акцию, потому что в тот день был праздник Божьего тела, и католики могли себя чувствовать не комфортно.

Я использовала грудь, чтобы рассказать миру о финансировании режима, чтобы люди задумывались, заходя в магазин, кому пойдут эти деньги. И, возможно, кто-то не пойдет покупать хлопья Nestle, потому что компания выкупает 30% от всего объема рекламы на беларуском гостелевидении.

KYKY: Как думаете, вы бы могли заниматься подобным акционизмом в Беларуси?

Я.Ш.: Нет, конечно. Ни одна диктатура не любит искусство, потому что это пространство, где есть свобода выражения. Искусство делает людей свободными – этого не позволит ни один режим. Я это прекрасно понимала, когда уезжала в Польшу.

KYKY: Выходит, в Беларуси нет искусства?

Я.Ш.: Есть, но оно маргинальное и не развивается так, как это могло бы быть. Даже в Польше институции начинают забираться в художественные круги и раздавать некомпетентные рекомендации – это тоже знак того, что грядет покушение на основы демократии. Сколько в Беларуси есть центров современного искусства? Раньше из флагманов была только галерея «Ў» (галерея, основанная соучредителем KYKY Сашей Василевичем, который сейчас является политзаключённым – Прим. KYKY) и еще несколько приватных инициатив в регионах, которые не имели господдержки. Для сравнения, только в одной Варшаве функционируют около 40 галерей современного искусства, не считая галерей другого направления и музеев, которые получают госдотации. Что касается отношения к искусству в Беларуси, мне сразу вспоминается история Захара Кудина, который покончил с собой из-за недооцененности и бедности. И Национальный художественный музей в Минске бесплатно взял картину Кудина, считая, что это уже должна быть честь для художника. Понимаете, как в Беларуси функционирует сфера искусства? О каком признании может идти речь?

KYKY: В одном из интервью вы сказали, что во время протестов вы ездили в деревню под Гродно и были изумлены: «Чего только там люди не делают! Например, сооружают из пластиковых бутылок бело-красно-белые пальмы. Это своего рода китч, но китч художественно осмысленный. Мне это явление кажется очень беларуским». Так, может, это именно то искусство, которое мы заслужили?

Я.Ш.: Это мило, когда люди из подручных средств создают какие-то арт-объекты. Пусть это китч и наивное искусство, главное – людям хочется креативить. И единственный плюс диктатуры заключается в том, что если вводить много ограничений, всегда будет культурное сопротивление: всякого рода надписи, акции, перформансы. Многое, что креативили люди, чтобы обойти запрет на БЧБ во время протестов, производило на меня вау-эффект. В этом тоже есть что-то очень беларуское – это народное искусство 2.0. Теперь мы точно знаем, что народное искусство – это не только вышиванки и соломка, но и акционизм. Помните, как БЧБ-флаги рисовали на льду посереди рек – это проявление высококачественного искусства, идущего в ногу со временем.

KYKY: Искусство сильнее штыка?

Я.Ш.: Конечно, искусство является движущей силой, которая нужна людям во все времена. Если взять пример Польши, то здесь был создан логотип солидарности – это тоже искусство. Если бы этого символа не было, людям было бы сложнее идентифицировать себя и свою принадлежность к той или иной социальной группе. Или взять лето 2020-го, когда появились символы в виде сердца, кулака и знака победы – эти символы объединяли людей, вдохновляли на борьбу.

KYKY: Вы верите в победу?

Я.Ш.: Диктатура когда-то закончится. Другой вопрос – произойдет ли это при нашей жизни? Когда ты наблюдаешь весь происходящий ужас, сложно сохранять веру, но ее нужно хотя бы искусственным дыханием поддерживать. К слову, недавно я записала документальный стендап на основе правдивых историй беларусов – это моя попытка проработать травмы и прожить их, благодаря черному юмору.

KYKY: Если Лукашенко уйдет, вы вернетесь в новую Беларусь?

Я.Ш.: Наверное, нет – я слишком давно в Польше. Но многие беларусы, которые вынужденно уехали из страны, до сих пор полны сантиментов и надежд. Им сложнее социализироваться, изучать новый язык и обустраивать свою жизнь на новом месте, потому что им не хватает мотивации – они живут мечтой на скорое возвращение. И, как следствие, не находят себя в месте, где находятся сейчас: ни в Польше, ни в Литве, ни в Украине или где-то еще.

«Партизанкок» бы не случилось, если бы мы думали, что ситуация в Беларуси – это всего на несколько месяцев. Хотя, наверное, никто до конца не понимает, в какой точке исторического отсчета мы сегодня находимся по сравнению с той же Польшей: в 1956 или 1984 году? Но точно не в 1989, когда пришло время солидарности и перемен. 2022-й будет показательным для нас всех – он поможет понять, как будут развиваться события дальше.