Почти ежедневно появляются сообщения о тех белорусских политбеженцах, которые решили вернуться на родину.
Кого-то постигло семейное горе: ехал на похороны близкого человека и был уверен, что не задержат («Ну не звери же они»).
Кто-то рвался к одинокой матери, которая заболела. Кто-то соскучился по детям, оставленным на родине, и решил рискнуть. Часто такое путешествие заканчивается в тюремной камере на Окрестина, пишет в своем блоге на Радыё Свабода Виктор Богдзевич.
Очень многие из них вовсе не были готовыми к эмиграции - ни психологически, ни финансово. Помыкавшись полгода-год по хостелам и съемным углам, столкнувшись с языковым барьером и бюрократическими препонами с легализацией и поиском работы, разуверившись и разочаровавшись, начали искать дорогу домой.
Подавляющее большинство утешает самих себя самоуспокоенными: «Ну подписался я за оппозиционного кандидата, выходил один раз на марш, переписывался в разных неформальных чатах. Разве это преступление? Да и время большое прошло... Срок давности в административных делах давно закончился»
Но эти люди не учитывают, что государство Беларусь уже совсем другое, даже по сравнению с тем, каким оно было год назад. Что многие административные статьи за это время постепенно переделали в уголовные. Что участие в мирном марше уже наказывается порой жестче, чем вооруженное ограбление. А подписка на некоторые телеграмм-каналы приравнивается к покушению на убийство. Даже если ты не оппозиционер, а безобидный аполитичный бухгалтер или тракторист и совершенно случайно нажал засохшим негибким пальцем не на ту букву (например, вместо того, чтобы подписаться на «Белстат», подписался на «Белсат») И теперь тебе в соответствии с уголовной статьей 361-1 (обновленной 16 июня 2021 года) только за это может грозить «химия» на срок до четырех лет либо лишение свободы от двух до шести лет.
Того белорусского государства, которым оно было даже в конце 2020-го и в начале 2021 года, больше нет.
«А богатый нынче урожай на приехавших идиотов...»
Точный показатель того, как относятся к этим «возвращенцам» нынешние почти всесильные белорусские «силовики» — их комментарии в провластных телеграмм-каналах, посвященные таким возвращениям. Вот несколько цитат последних дней, взятых из телеграмм-каналов, обслуживающих силовые ведомства Беларуси:
«А богатый нынче урожай на приехавших идиотов...».
«Вчера он вернулся в Беларусь. Родина в лице ГУБОПиК при поддержке ОМОН с любовью встретила своего блудного сына. Ну правда, это же насколько головой в принципе надо не думать, чтоб такое отчудить?».
«Мозг ему наркотики высушили настолько, что о последствиях он, сидя в другой стране, вообще не думал».
«Ближайшее несколько лет общество избавлено от этого дегенерата»
«Зато у невероятного писателя теперь появится много новой фактуры для его графоманства».
Обращают на себя внимание стилистика и лексика этих сообщений. Они вне закона, вне приличия, вне моральных норм. Конкретных людей с конкретными именами оскорбляют, дают прозвища, сопровождают низкой руганью, игнорируя даже собственные многократно переписанные и подстроенные под свои нужды законы. Ранее особо остроумным они считали, поставив арестованного перед видеокамерой, заставить его признаться в своей сексуальной ориентации. Унялись только тогда, когда Telegram потребовал удалить такие посты под угрозой блокировки каналов. Но все остальное продолжается.
Примечательно, что одновременно они якобы предлагают какой-то безопасный путь для возвращения: «А если вы начудили и хотите безопасно вернуться домой, изложите вашу ситуацию, вам подскажут, что можно сделать». Соответствующий адрес активно рекламируется. Но не слышно было ни об одном свидетельстве, чтобы кто-то из желающих вернуться написал на предложенный адрес, получил в результате гарантии и безопасно приехал на родину.
"Броню, Броню, куды ты ідзешь?»
Каждый раз, проезжая поездом станцию Колосово, я словно вижу на перроне фигуры двух известных белорусов - Франтишка Олехновича и Бронислава Тарашкевича.
Они оба очень хотели вернуться в родную Беларусь из чужбины, из эмиграции. Боялись возвращаться, беспокоились, слышали о том, как советский режим обходится с бывшими эмигрантами. Верили и не верили этим слухам. Но в конце концов решились. Убедив самих себя, что им ничего не угрожает в сталинском СССР. Один - драматург и публицист Франтишек Олехнович - добровольно вернулся из Вильнюса в Минск в 1926-м. В Минске жила его старенькая мать, по которой очень скучал. А бывшие коллеги и знакомые обещали хорошую и интересную работу в белорусском театре. Вернулся. Через месяц получил советский паспорт, а еще через неделю уже был узником минской тюрьмы как польский шпион. Второй - языковед и политик Бронислав Тарашкевич - согласился на высылку в СССР из польской тюрьмы в 1933-м. Возвращался как бы от врагов как бы к своим. Судьба свела их трагические пути в одной точке на несколько минут - на пограничной железнодорожной станции поздно вечером 6 сентября 1933 года: там большевики и поляки менялись между собой политзаключенными. Олехнович на то время уже провел около семи лет в советских тюрьмах, преимущественно на Соловках. В своей книге «У капцюрох ГПУ» он так описывал минуту встречи:
«У гэты мамэнт я адчуў ня толькі духовы, але й фізычны кантраст паміж намі. Вязень „капіталістычнага гаспадарства“ меў на сабе прызваіты фільцовы капялюш, добра скроенае восеньскае паліто, беззаганна вычышчаныя боты... Савецкі вязень ішоў у старэцкім падзёртым кажуху на салавецкім бушлаце...»
«Броню, Броню, куда ты ідзешь?"- с горьким укором покачал головой при встрече Олехнович, который на собственном опыте точно предвидел, что ждет старого товарища.
Далее автор книги «У капцюрох ГПУ» так описывает короткую встречу: «Тарашкевич шел, глядя на меня с невыразительной улыбкой на лице...
Ён із вастрогу пойдзе туды, дзе ўвесь вялізарны край — гэта адзін вялікі вастрог, дзе думка чалавечая сьцісьненая ў вабцугох савецкага абсурду, дзе ня толькі дзеяць і гаварыць, але й думаць і дыхаць трэба паводле аднаго, для ўсіх абавязковага шаблёну. Ён пойдзе ў край белага нявольніцтва, голаду, нэндзы, людаедзтва, а я — кіруюся на Захад, да „капіталістычных“ гаспадарстваў, дзе буду прынамсі спаць спакойна, ведаючы, што ўначы госьці з ГПУ не пастукаюцца да мае гасподы».
Всегда, проезжая Негорелое, Столбцы, я представляю себе эту сцену: как они падают друг другу руки, прощаясь навсегда. Как Франциск пытается что-то сказать Брониславу «які, хоць у добрай веры, усё ж гэтулькі зламаў чалавечых жыцьцяў, кіруючы вочы сваіх землякоў на міраж за межавымі слупамі...» Как успевает сказать «колькі горкіх словаў пра заманлівыя савецкія міражы», но его останавливает военный, запрещающий разговаривать на политические темы. И они расходятся - один на запад, другой на восток — навсегда.
Бронислав Тарашкевич бесследно исчезнет в недрах большевистской карательной системы через несколько лет: в 1938-м он то ли был расстрелян, то ли умер от пыток в минской тюрьме НКВД.
А что же Франтишек Олехнович? Ошеломленный от свободы после соловецкого ада, «у той самы вечар я сядзеў ужо ў гасподзе ў Стоўпцах і спажываў мясную вячэру. Еў праўдзівы валовы біфштэкс. 3 цыбуляй! 3 бульбай! Зь белым хлебам! Дык ня дзіва, што пасьля доўгагадовае галадоўлі сьніліся мне ўначы — бальшавікі»
Так же тысячам белорусов, разбросанным сегодня по просторам Украины, Литвы, Польши, Грузии, снятся сегодня омоновские дубины, автозаки, шмоны, шконки на Окрестина и Володарского... Система унижения и насилия, созданная сегодняшней белорусской тиранией, мало отличается от большевистской.
И когда мой одержимый тоской по родине приятель поздно ночью в очередной раз пишет, что уже упаковал чемодан, что твердо решился и готов взять билет до Минска, я всегда советую ему: «Почитай на ночь Олехновича — и утром не забудь про свой сон».
Добро пожаловать в реальность!