Раздевали, избивали до крови и выбитых зубов, засовывали в рот дубинку с натянутым презервативом и угрожали сексуальным насилием… Год назад на BBC вышел откровенный материал о том, как после выборов белорусские силовики учили задержанных участников протестов “любить Родину”.
В 2020-м врачи неоднократно рассказывали, как после тюрем к ним в отделения поступали мужчины с травмами прямой кишки. На Еврорадио выходил репортаж из Больницы скорой медицинской помощи, где есть история изнасилованного пациента и фотография его распухшей мошонки.
Многие, кто столкнулся с силовиками, вспоминают, как их заставляли говорить о своей сексуальной ориентации. В самом “общении” с задержанными представители силовых структур часто используют такие слова, как “пе*ик”, “пед*ила”, “пи*ор” и “пидо*ас”. Трудно забыть и “дырявый” хайп экс-министра внутренних дел Беларуси Игоря Шуневича.
В 2021-м задержания в стране продолжаются, тюрьмы по-прежнему переполнены людьми, несогласными с политикой действующего главы государства, а в органах служат те же, кто издевался над протестующими в 2020-м.
О том, почему силовики так зациклены на теме гомосексуальности и способны на насилие над себе подобными, рассказывает Еврорадио психолог Наталья Скибская.
Обезьянки вида бонобо
Человек — стайное существо. То есть наше общество функционирует по законам стаи. Многие поведенческие модели людей схожи с поведением других приматов. Если говорить про поведение, связанное с сексуальным насилием или его угрозой, здесь речь идёт о власти и подчинении. Силовики в данном случае живут по законам, грубо говоря, обезьян вида бонобо, у которых социальное взаимодействие сильно сексуализировано.
Для того чтобы утвердить своё главенство и авторитет, более сильная или старшая по иерархии обезьяна совершает символический половой акт с другой обезьяной, независимо от пола. Этот ритуал не имеет сексуального подтекста, здесь речь идёт именно об отношениях в иерархии.
Старшая взрослая обезьяна насилует обезьянку-подростка, как бы говоря: “Ты в моей власти, ты должен подчиняться мне”. И это не про сексуальное возбуждение, а про возбуждение, которое связано с социальным взаимодействием и доминированием.
Конечно, так поступают не только силовики. Порой, когда женщина начинает в чём-то утверждаться и лидировать, партнёр насилует её, чтобы утвердить свою власть. Символическое действие об установлении подчинения. К сожалению, это распространённая модель.
Точно так же порой происходит и в тюрьмах, когда заключённые “опускают” кого-то не для разрядки сексуального напряжения, а насилуют, и иногда даже коллективно, вновь прибывшего, чтобы показать ему, кто в камере главный, а кто — “мясо”.
Почему некоторые функционируют на уровне обезьянок бонобо и не переходят на более высокий уровень, где можно договориться и выяснить отношения, этот вопрос — к ним.
Невысокий уровень развития и примитивность психики
Если ты развитый человек, ты способен договориться с другим человеком, у тебя есть на это воля и моральные силы. Контакт подразумевает, что, если я пытаюсь договориться, я признаю право другой стороны сказать: нет, мне это не нравится, мне это не подходит.
Выходит, что это очень рискованное мероприятие: я рискую недоговорить, не достигнуть своих целей, стать уязвимым, если мне откажут. Это связано с ощущением того, что кто-то может быть сильнее.
А в силовых структурах очень многое завязано на власти. Часто в органы идут люди, которые в детстве сами столкнулись с насилием. Для них работать в органах — значит чувствовать власть.
Почему они такие хозяева там, почему они любят такую работу? То есть в детстве я был слабым, надо мной все издевались, меня унижали, обижали, били, и не было кого-то, чтобы меня защитить. Более того, те, кто должен был меня защищать, они же меня и обижали.
А сейчас я идентифицирую себя с этим насильником и агрессором, беру его власть и упражняюсь в ней его же методами. Всё это делается для того, чтобы не чувствовать себя бессильным, не возвращаться в позицию этого маленького обиженного мальчика — оскорблённого, униженного и растоптанного. Конечно, им приятнее чувствовать себя сильными.
Там очень много этой уязвимости и ощущения своей в каком-то смысле импотентности — не сексуальной, а импотентности личности. Я не всё могу, не всё от меня зависит и, более того, как много от меня не зависит вообще — им тяжело себе в этом признаться.
Если говорить о лечении, то это долгая терапия
Человек может измениться, если он этого хочет либо если его вынуждают обстоятельства. По-другому никак. Если говорить о лечении, то это долгая терапия и долгий новый опыт, где можно разговаривать, быть услышанным, говорить, что мне не нравится, и учиться договариваться. Это очень тяжело.
Для того чтобы изменить модель поведения агрессора, нужна воля и возможность удерживаться всё-таки в этих фрустрациях: да, я имею такой огромный опыт разочарований и обид, но я при этом всё равно даю шанс новым отношениям. Я пытаюсь накопить хоть какой-то положительный опыт, чтобы, когда снова кто-то решит меня унизить, не отвечать подобным, не нападать первым, а попытаться решить конфликт цивилизованным способом. Это возможно, но весьма тяжело…
С той стороны очень много людей, переживающих и эмоциональное, и физическое насилие на протяжении жизни. Получается, что негативный опыт перевешивает позитивный, когда кто-то рядом был добр, внимателен, пытался услышать и помочь.
“Пе*ик”, “пи*ор” и другие гомофобные настроения
В своей лексике силовики нередко употребляют такие слова, как “пе*ик”, “пи*ор”, “пед*ила” и так далее. Всё это указывает на гомофобию. Тут мы вынуждены говорить об отношениях внутри мужского сообщества в целом.
Для того чтобы мальчику найти своё место в мужском мире, между мужчинами, как и между женщинами, должны выстраиваться отношения приязни, любви и нежности. Но поскольку у мужчин в этом месте очень много табу и далеко не у каждого мужчины есть опыт, когда его любили папа или дедушка, которые могли их обнимать, быть с ними нежными, многие не понимают в принципе никакой тактильности, кроме сексуальной.
Поэтому очень часто вместо того, чтобы просто обнять женщину, испытав желание близости, мужчина тут же хочет заняться сексом. Для таких людей — это единственная возможность испытать телесный контакт. Иначе не получается, они просто не понимают, как по-другому. Не было опыта.
Такие люди часто путают сексуальное желание с желанием ощущения человеческого тепла — просто побыть рядом, прижаться к другому, приобнять. Мужчина, почувствовав что-то к другому мужчине, тут же начинает пугаться: а не гомик ли я?
А быть гомиком в нашем нетолерантном обществе — оскорбительно. И вот исходя из этой проекции они и начинают обвинять других, мол, не я гомик, а ты гомик. Пытаются задеть тем, что задевает их самих.
Женщинам в этом плане проще. В том, когда женщины обнимаются друг с другом, держат друг друга за руки, меньше сексуального подтекста. Общество это принимает.
А если мужчина приобнял друга, многие тут же начинают думать, что в этом явно что-то не чисто.
В этом плане я сочувствую мужчинам, потому что понятно, откуда это всё берётся. Много ли детей в Беларуси, к которым папы относятся с теплотой и любовью? Хорошо, если папа есть вообще. Вдобавок во многих семьях в нашей стране контакт между отцом и сыном сводится к совместным компьютерным играм с жестокостью и мордобоем.
Как реагировать на угрозы насилия и как его избежать
Формулу, как уберечься от сексуального насилия со стороны силовиков, я подсказывать не буду. Мне бы не хотелось попасть в ситуацию, когда человек прочитает мой совет, увидит сквозь свою призму, последует ему, а потом его всё равно изнасилуют. Получается, что я хоть и косвенно, но буду тоже виноватой.
Одно могу сказать — берегите себя, пожалуйста! И не питайте иллюзий. Часто, вглядываясь в другого, мы проецируем — видим себя и свои качества. Которых там может и не быть.
Добро пожаловать в реальность!