Пишет шеф белорусского бюро Радио Свобода Валентин Жданко.
Два года назад, 1 марта 2019-го, состоялся последний "Большой разговор с президентом", во время которого у меня была возможность задать Александру Лукашенко вопрос. Я тогда спросил о том, не задумывается ли он после четверти века на посту президента о транзите власти и не опасается ли оставлять в наследство такую политическую систему, которую сам под себя выстроил.
«Буду понимать, что настало время, надо уходить»
Вот несколько фраз из его длинного, более чем получасового, ответа, которые сегодня, с высоты прожитого и пережитого, по моему мнению, приобретают новые оттенки, смысл и звучание.
«Обещаю вам, что на тот мир меня из президентского кресла не понесут».
«Я не первый срок президент, я уже наелся этого президентства».
«Я вам обещаю, что ради своих детей я не буду удерживать власть и передавать им в наследство».
«Я выставлю свою кандидатуру, а вы выбирайте любого, можете за меня не голосовать. Это будет нормально. Но если что-то обвалится потом, если вы выбрали Петрова, а не Лукашенко, я буду спокоен. И если вы меня в чем-то упрекнете, я вам скажу: «Вы же могли за меня проголосовать».
«Я не собираюсь свою политическую жизнь продлевать за счет каких-то выкрутасов или конфигураций».
«Если выберут другого, ни в коем случае не обижусь. Буду понимать, что настало время, надо уходить».
«Что касается перспективы, в которой новая Конституция может быть рассмотрена — думаю, это не пять лет, а намного меньше».
И вот прошло два года. Если бы сегодня происходил очередной "Большой разговор", можно было бы слово в слово повторить тот мой вопрос о транзите власти и о предполагаемой конституционной реформе. А Лукашенко мог бы почти дословно продублировать свои же прежние ответы: ведь ни к передаче власти, ни к новой Конституции Беларусь никак не приблизилось.
Чего не скажешь об общественной атмосфере в стране, о настроениях людей, об экономической ситуации; о том, как сегодня воспринимают Беларусь и белорусов в мире. Здесь как раз изменения колоссальные.
Эти два года по концентрированности событий и изменений могут сравниться разве что с первыми двумя годами президентства Лукашенко (1994-1996), когда стремительно происходило сворачивание демократической вольницы и формировалась авторитарная система.
В общем, за прошлую четверть века мы привыкли к особенностям и характерным чертам белорусского авторитаризма. Он устоялся, установился и закоренел. И казалось, что дальнейшего его движения к большему насилию и крови происходить не будет. Оказалось, впечатление было обманчиво.
Прошедшие два года — это стремительное движение от сравнительно мягкого добродушного авторитаризма к полноценной классической диктатуре. При которой хозяйка, вывешивая белье на балконе, должна думать, чтобы комбинация цветов вывешенных рубашек не вызывала сомнения в ее политической благонадежности; при которой журналист, идя освещать акцию протеста, отказывается надевать накидку с надписью "Пресса", так как знает, что она многократно увеличит вероятность задержания, ареста, а то и избиения; при которой свидетельствовать против тебя в суде может человек с вымышленными фамилией и адресом и закрытым балакловой лицом, а судья без тени сомнения будет учитывать только эти свидетельства, невзирая ни на какие другие, так как в стране "иногда не до законов".
Два года назад это невозможно было представить даже в Беларуси, где и раньше случалось разное, но до такого все же не доходило.
Издевательский памятник диктатору от благодарного народа
Если бы "большой разговор с президентом" происходил сегодня, я, пожалуй, больше не спрашивал бы о конституционных изменениях.
Как-то заинтересовавшись историей латиноамериканских диктатур, выяснил, что разного рода пересмотр конституций — традиционная церемония для тоталитарных режимов. Вот, например, Альфредо Стресснер — один из самых известных диктаторов-рекордсменов (35 лет единолично руководил Парагваем, 1954-1989). Также после 13 лет при власти задумал пересмотреть Конституцию — якобы в сторону либерализации и большего разделения полномочий.
Конституцию в 1967 году изменили. Формально расширили полномочия парламента, разрешили участие оппозиционных партий. Но при этом самому Стресснеру конституция позволяла оставаться у власти неограниченное время. И что же?
Стресснер объявлял о своих триумфальных победах на "выборах" в 1968, 1973, 1978, 1983 и 1988 годах. Каждый раз "победа " измерялась 70-90 процентами. Реальные политические конкуренты отсекались еще на дальних подступах к избирательной кампании. Знакомая белорусам история.
Новая Конституция может быть такой же имитацией, как и любые другие якобы демократические институции в условиях авторитаризма — парламент, суд, местное самоуправление. И то, что в ней может появиться возможность голосовать по партийным спискам, не значит абсолютно ничего.
При коммунистическом режиме в Польше, ГДР, Болгарии было по несколько политических партий (кроме коммунистической). Они якобы участвовали в выборах, получали места в правительствах и своим наличием свидетельствовали о «многопартийной народной демократии». В действительности это были марионеточные структуры, которые шагу не смели ступить без согласования с компартийным руководством.
Альфредо Стресснер готов был руководить Парагваем и после 35 лет президентства (здоровье позволяло). Да ближайшее окружение совершило переворот. Пришлось бежать в соседнюю Бразилию. Там он прожил еще 17 лет. Часто играл сам с собой в шахматы и удил рыбу. Много раз просил разрешения вернуться, чтобы умереть на родине, но новые власти страны разрешения на это ему не дали.
Парагвайцы сделали с 35 лет диктатуры свои выводы.
Стресснер, как и многие другие диктаторы, рассчитывал на особое место в национальной истории. Памятник себе любимому поставил в столице Асунсьоне еще при жизни. Потомки распорядились им своеобразным образом. Бронзовую статую диктатора раздавили бетонными блоками — так, что из-под бетона видно раскрытое лицо и руки, которые якобы пытаются выкарабкаться из-под тяжкого приговора истории. На издевательском памятнике надпись: "Никогда больше!».
Here's what Paraguayans did with a statue of dictator Alfredo Stroessner (1954-89). It's an interesting compromise. pic.twitter.com/gEtUPLseDz
— Laurence Blair (@laurieablair) August 16, 2017
В Парагвае после диктатуры Стресснера быть президентом дольше одного пятилетнего срока запрещено — без всяких исключений.
Задавать Лукашенко неприятные вопросы глаза в глаза больше некому
Отложенный следующий "Большой разговор с президентом", который планировали на 12 марта 2020 года, был перенесен на "неопределенный срок". Наталья Эйсмонт тогда уверяла, что "дело не только и не столько в коронавирусе", сколько в загруженности Лукашенко: зарубежных визитах, графике встреч, подготовке послания и др.
Еще через год, накануне марта 2021-го, никто об очередной "большой беседе" даже не упоминает. (Хотя количество иностранных визитеров в Минск за это время катастрофически уменьшилось, а список зарубежных визитов главы государства сократился фактически до одного направления).
Даже если что-то подобное и произойдет, это уже будет совсем другой разговор с совершенно другим подбором участников. Те немногие независимые и иностранные журналисты и эксперты, участвовавшие во встрече 1 марта 2019-го, кто лишен аккредитации, кто вынужден был уехать из страны, кто борется за выживание своих загнанных в угол изданий.
Задавать Лукашенко неприятные вопросы глаза в глаза больше некому. Правда, это не означает, что такие вопросы не звучат в других местах — на улицах, площадях, во дворах.
Добро пожаловать в реальность!