Парадокс белорусской контрреволюции заключается в том, что ответом на взрыв народного протеста стали контрреформы, пишет политолог Валерий Карбалевич.
Однако в этом процессе есть своя закономерность. Революции не проходят бесследно. Термидор - это не полный откат к дореволюционному периоду. Реставрация не бывает полной. Победоносная революция обычно заходит гораздо дальше тех исторических задач, которые должна выполнить. И термидор приводит общество в норму.
В некотором смысле и лукашенковская реставрация 1994 года стала реакцией белорусов на революционную горбачевскую перестройку. Последняя была для белорусского общества слишком радикальной, и большинство населения не было готово ее переварить. Однако созданная Лукашенко социальная модель не была полным возвращением к советским временам.
Это правило касается и тех революций, которые потерпели поражение. Власть усваивает уроки революционного взрыва, пытается понять его причины и начинает играть на опережение. Безусловно, власть, которая силой подавила протест, устраивает широкие репрессии. Однако одновременно происходят определенные реформы в том направлении, которого хочет общество.
Например, первая российская революция 1905-1907 годов не победила. Однако в результате ее в России появился парламент - Государственная Дума. Кроме "столыпинских галстуков" (виселиц), была и столыпинская аграрная реформа.
Возьмем ближайший к нам период. В 1989 году китайские коммунисты на площади Тьяньаньмэнь задушили танками студентов-протестующих. Однако вслед за этим они ускорили экономические реформы, которые быстро повысили уровень жизни населения и сняли социальное напряжение в стране.
Срабатывает ли эта закономерность в белорусской революции 2020 года, которая потерпела временное поражение? Усвоил ли существующий режим ее уроки? Ведь подавить народный протест силой - это лишь часть решения проблемы его выживания. Поэтому, казалось бы, чтобы предотвратить новый взрыв, снять общественное напряжение, нужно проводить какие-то превентивные меры, с помощью реформ погасить причины недовольства, делать жесты навстречу ожиданиям большей части населения.
Однако парадокс белорусского термидора заключается в том, что ничего из упомянутого выше не только не реализуется, но даже и не обещается. Ставка делается исключительно на насилие и жестокие репрессии. Условно говоря "столыпинским галстукам" не сопутствуют столыпинские реформы.
Более того, происходят контрреформы. Политическая система становится еще более авторитарной. Закрываются те маленькие окошки, которые существовали до президентской кампании. Любое инакомыслие объявляется экстремизмом. Судя по всему, не пройдут перерегистрацию оппозиционные партии. Полагаю, заткнут лазейки в избирательном законодательстве, благодаря которым оппоненты режима могут баллотироваться кандидатами в депутаты. Чтобы кампанию выборов в местные Советы сделать стерильной.
То же самое происходит и в экономике. Увеличивается объем финансовой поддержки госпредприятиям. Объявлен поход против бизнеса. Восстанавливается административный контроль за ростом цен.
Что касается конституционной реформы. Ее нельзя считать непосредственным последствием прошлогодней незаконченной революции. Ведь о намерении поменять основной Закон Лукашенко говорил еще в 2019 году. Нет никаких оснований считать, что новая Конституция будет демократичнее существующей. Ведь одновременно с урезанием полномочий президента планируется наделить неизбираемый орган — Всебелорусское народное собрание - статусом высшей государственной власти. Было бы странно ждать чего-то другого. Ведь Лукашенко готовит Конституцию для себя, под свои личные нужды. Интересы общества никто учитывать не собирается.
Почему Беларусь стала исключением из правил и не вписывается в общую закономерность?
Полагаю, это следует из особенности белорусского авторитарного режима. Он четко персоналистский, полностью закрученный на личность Лукашенко. Все определяет личная позиция последнего, на которую практически мало влияют как высшие представители правящей номенклатуры, так и государственные институты или общественные структуры.
Кстати, не думаю, что Лукашенко искренне верит в то, будто события лета и осени 2020 года - это не взрыв народного недовольства, а мятеж, организованный Западом. Иначе не было бы таких широких репрессий и даже чистки госаппарата. Вот 25 февраля во время встречи с государственным секретарем Совета безопасности Александром Вольфовичем он признал, что "есть какое-то недостаточное понимание" в обществе и что нужно готовиться к обострению ситуации в Беларуси.
И не только в том дело, что Лукашенко слишком упрям и не может идти на уступки, так как боится показаться слабым. Вот же в 2017 году он под давлением широких протестов фактически отменил декрет о тунеядцах.
Дело в том, что тогда, в 2017 году, главная проблема, вызвавшая протест, была локальная. А теперь причина революции - системная. Чтобы ее нейтрализовать, нужно менять белорусскую социальную модель. А она для его власти не только оптимальная, а единственно возможная. Любые перемены в ней грозят единовластию. Даже экономические реформы с неизбежностью расширяют социальную базу его политических противников. Большинство участников уличных акций - это люди, работающие в негосударственных структурах. Не случайно Лукашенко на Всебелорусском народном собрании так яростно обрушился на бизнес.
Поэтому Лукашенко уверен, что если начать реформы, то ему предначертана судьба Михаила Горбачева. И делает вывод, что единственный выход — это плотнее зажать крышку котла, стоящего на огне. Оставив только один клапан - вынужденную эмиграцию.
Однако все же приостановленная революция не прошла бесследно. Она изменила белорусское общество. Создано гражданское общество, нация, о чем много писали. Все это значит, что конфликт между обществом, которое изменилось, и неизменной властью приобретает антагонистический характер.
Перевод с бел. — EX-PRESS.BY
Добро пожаловать в реальность!