Каждый год за рубеж уезжают десятки медработников — за лучшими заработками и условиями работы. В 2020-м обозначилась еще одна причина — опасение репрессий. До последних президентских выборов Богдан Шильниковский работал анестезиологом в БСМП, Алексей Белостоцкий — оперирующим урологом в 4-й больнице Минска, Игорь Таболич — анестезиологом-реаниматологом в 1-й минской клинике. У каждого были свои цели и планы на будущее, которые пришлось круто изменить. Осенью 2020-го они уехали за границу — и пока не знают, вернутся ли. О том, что вынудило бросить любимую работу, как проходит адаптация в чужой среде и при каких условиях они смогут вновь оказаться дома, белорусские врачи рассказали TUT.BY.
12 августа 2020 года, Минск. Иллюстративный снимок. Фото: Ольга Шукайло, TUT.BY
«Я был абсолютно не готов к переезду в другую страну. Да и до сих пор не готов — ни морально, ни физически»
Анестезиологу Богдану Шильниковскому 28 лет. Два года назад он давал бодрое интервью, в котором с максимальной уверенностью говорил, что Беларусь — лучшая страна в мире. От своих слов он не отказывается и сейчас — даже после того, как его задержали, избили и попытались завести на него уголовное дело за массовые беспорядки.
После выпуска из университета Богдан Шильниковский работал в 5-й клинической больнице Минска, в 2018-м его основным место работы стало отделение анестезиологии Больницы скорой медицинской помощи.
Врач говорит, что очень любит анестезиологию, поэтому всегда старался узнать и научиться новому по максимуму: к 28 годам он работал на всех видах операций, кроме пересадок органов.
Фото со страницы Богдана Шильниковского в Facebook
— В БСМП нет только отделения гинекологии и акушерства, а так у меня всегда был максимально широкий спектр работы, включая травматологию, хирургию, урологию, комбустиологию (ожоговая медицина. — Прим. TUT.BY) и другие направления. Плюс я продолжал брать дежурства в 5-м роддоме.
12 августа он, как и несколько десятков его коллег, вышел к БГМУ с призывом остановить насилие. После акции солидарности его — единственного в тот день — задержали. Ночь и половину следующего дня врач провел в РУВД и ИВС на Окрестина. В обоих учреждениях, утверждает Богдан, его избивали. На следующий день после задержания врач стал пациентом своей же больницы, попав в реанимацию: из-за отсутствия лекарства, которое Богдан должен принимать постоянно, его состояние стало критическим.
— Били всех. Мне еще повезло: после того как узнали, что я действительно врач, бить сильно перестали. Как минимум, уже не применяли дубинки. Уровень насилия и агрессии силовиков к людям в те дни был очень высок, — даже спустя время говорить об этом Богдану тяжело. О произошедшем он рассказывает, не вдаваясь в подробности.
Фото: Ольга Шукайло, TUT.BY
В реанимации Богдан Шильниковский пробыл около пяти дней. Но после этого внимание силовиков к нему не иссякло, рассказывает врач.
— Встреча у БГМУ была организована спонтанно, лидера у нее не было. Но спустя время мне предъявили уголовное дело за организацию массовых беспорядков. Позже его приостановили за отсутствием доказательств. Зато на меня составили три административных протокола — за мелкое хулиганство, участие в несанкционированном массовом мероприятии и сопротивление сотруднику при исполнении.
В конце сентября Богдана Шильниковского вызвали в РУВД и снова задержали — в пятницу, перед выходными. В итоге врач опять оказался в ИВС на Окрестина, где провел 73 часа. В понедельник его судили по статье 23.34 КоАП. Суд отправил дело на доработку.
— Каково было возвращаться на работу после задержаний?
— Я люблю свою работу, коллег. После августовских событий вернулся с радостью, был в хорошем здравии и настроении. Я всегда с удовольствием работаю. Работал, — поправляет себя Богдан.
Сейчас Богдан находится в Польше, живет недалеко от Варшавы. Туда он приехал в начале ноября 2020 года. Планировал, что спустя три недели вернется, но после задержания коллеги Артема Сорокина принял решение остаться на неопределенный срок.
— В плане работы у меня все было хорошо и после августа. Со стороны руководства не высказывалось никаких претензий. В БСМП мне даже продлили контракт. Мой отъезд связан с психологическим давлением. Из-за того что чуть ли не каждый месяц мне приходили письма из суда, практически каждую неделю администрации приходилось предоставлять в разные структуры расписание моего рабочего времени, характеристики, психологическое состояние стало расшатанным. Мне показалось, что нужно на время уехать из страны, побыть в безопасной обстановке и восстановиться. А потом — почему я не вернулся через месяц, как планировал, — задержали моего коллегу Артема Сорокина. Родители сказали: «Чем дальше ты от Беларуси, тем лучше и спокойней всем нам».
Решение остаться в Польше, признается Богдан, ему давалось тяжело. В один момент он остался без любимой работы и близких, которые до этого всегда были рядом.
— Два года назад я говорил в интервью, что Беларусь — лучшая страна на свете. Несмотря ни на что, до сих пор придерживаюсь этого мнения. Как только в стране снова восторжествует верховенство права — сразу же вернусь домой. Потому что ничего плохого я не совершал. Просто вдруг оказалось, что у себя дома я не в безопасности.
Фото: Ольга Шукайло, TUT.BY
Акция у БГМУ 12 августа 2020 года. Фото используется в качестве иллюстрации.
По словам Богдана, главная сложность, с которой он столкнулся после переезда, — это незнание польского языка.
— Я был абсолютно не готов к переезду в другую страну. Да и до сих пор не готов — ни морально, ни физически. Очень тяжело признать, что ты не можешь жить привычной жизнью, пойти к друзьям в гости или позвать их к себе. Что ты ничего не понимаешь вокруг, потому что попросту не знаешь языка. И это сложно. Если бы я заранее учил польский, возможно, адаптация проходила бы проще. Из-за локдауна языковой практики нет, и это усложняет процесс. К счастью, здесь у меня есть большое количество друзей, которые помогают. Тем не менее, остается доля неуверенности в себе и дискомфорт за счет того, что ты в другой стране, языка которой не знаешь. Давит и отсутствие денег. Я не работаю уже почти три месяца. Понятное дело, что с финансовой точки зрения нет никакой уверенности. В остальном все хорошо. Поляки — замечательные люди. Я думал, что будет хуже, но нет. Меня тут все любят, я их просто не понимаю, — смеется врач.
По словам Богдана, он бы с удовольствием сказал, что за последние два месяца успел найти работу, но это не так. Пока врач интенсивно учит польский язык. А дальше намерен искать место работы и подтверждать свой белорусский диплом.
— Очень сложно сказать, как будет дальше. Пока что я очень надеюсь вернуться. Другой вопрос: куда? Если я приеду через полгода, мой стаж обнулится, и придется начинать с нуля. С другой стороны, в Беларуси все мои близкие, друзья, родные. Дома всегда хорошо.
Приехал на реабилитацию в Чехию и решил не возвращаться. Там же встретил пациента, которому в августе делал операцию
До октября 2020 года Алексей Белостоцкий работал оперирующим урологом в 4-й клинической больнице Минска. Сейчас он в Чехии, куда несколько месяцев назад приехал на реабилитацию после полученных травм. Здесь же решил остаться и строить жизнь с нуля. Сейчас Алексею 32 года.
Где именно он находится, Алексей говорить не может.
— Мы здесь находимся по программе Medevac, которая помогла нам выехать за пределы Беларуси и получить медицинскую помощь. В ней есть условие о неразглашении определенной информации.
Фото из личного архива Алексея Белостоцкого
«Мы» — это около 50 человек, которые пострадали от действий силовиков летом и осенью 2020 года, объясняет врач. Это люди из разных сфер и профессий, жизнь которых внезапно и очень круто изменилась.
О себе Алексей рассказывает: до августа 2020-го у него была «абсолютно нормальная жизнь, как и у большинства белорусов». Отучился в Гомельском медуниверситете, прошел интернатуру в Могилевской областной больнице и распределение в ЦРБ в Быхове. В 2019-м закончил клиническую ординатуру в Гомеле и в том же году переехал в Минск, где стал работать в 4-й клинике врачом-урологом.
— Политической жизнью я особо не интересовался. Но когда началась предвыборная кампания, а вместе с ней — и беззаконие, когда людей стали задерживать ни за что, стал в это дело вникать. До этого с большего меня все устраивало. Я просто жил, зарабатывал деньги, ставил себе цели и строил планы. Но потом оказалось, что этого недостаточно. Ведь за свою позицию ты можешь получить штраф, сесть в тюрьму, и у тебя нет никакой возможности себя защитить — так возникло внутреннее негодование, которое переросло в попытку высказать свое мнение через участие в митингах и цепях солидарности.
Фото: Алесь Пилецкий, TUT.BY
Акция солидарности медиков. Витебск, 13 августа 2020 года
Алексея задержали неизвестные в штатском вечером 2 сентября у станции метро «Пушкинская», когда он, по его же словам, ехал к отцу, и отвели в микроавтобус. Там его избили, избиения продолжились и в РУВД, рассказывал врач. На следующий день начался суд по его административному делу, который так и не закончился: врача увезли в Больницу скорой медицинской помощи, где у него зафиксировали перелом поперечных отростков позвонков, закрытую ЧМТ, рану левой ноги, ушибы грудного отдела и левой почки, разрыв барабанных перепонок с обеих сторон.
В БСМП Алексей Белостоцкий пробыл около недели, затем продолжал лечиться дома на больничном, успел сделать операцию на барабанную перепонку, которая не восстановилась. Спустя несколько недель лист нетрудоспособности ему закрыли и отправили на работу, но в тот момент он по-прежнему не мог элементарно завязать себе шнурки, наклониться или долго сидеть: любое из этих действий причиняло сильную боль в спине.
— Мне говорили, что все будет нормально и зарастет. При этом никаких контрольных обследований не назначили. Да, делали снимки, но на них толком ничего не видно. Я понимал, что будет невесело стоять в операционной с недолеченной спиной. Поэтому решил уехать на реабилитацию в Чехию. Описал, что со мной случилось, приложил подтверждающие документы.
На реабилитацию Алексей уехал вместе с супругой, которая тоже работает врачом. Уже там они приняли совместное решение: возвращаться домой не будут и попробуют строить свою жизнь в другой стране.
— Когда мы ехали сюда, я был уверен, что пройду реабилитацию и вернусь обратно. Но наблюдая, чтó творится в стране, понимая, что дома меня ждет два сфальсифированных административных дела, мы приняли решение остаться. Страх не в том, что они есть, а в том, что даже в суде с адвокатом ты ничего не докажешь, тебя признают виновным, повесят штраф или посадят на «сутки». Как дальше жить в такой стране? Еще меня разыскивали из отдела по экономическим преступлениям. Об этом я узнал, когда уже находился в Чехии: звонили моим родителям и брату, интересовались, где я нахожусь. Связываю это с помощью от фонда ByHelp. Что нас ожидает впереди — неизвестно. Программа помощи для пострадавших белорусских врачей начнется через несколько недель. Тогда станет понятно, придется мне переучиваться или я останусь урологом, в каком городе смогу найти работу. Пока очень много вопросов, на которые нет ответов.
О своей теперешней жизни Алексей рассказывает коротко: она однообразная, учитывая, что в Чехии сейчас введен карантин.
— Просыпаюсь, завтракаю. Если есть встречи с врачами, соцработниками и психологами — встречаюсь. Занимаюсь чешским. Затем — свободное время.
Чешский язык Алексей учит с нуля. Говорит, что пока он дается сложно. Живет врачебная семья в своеобразном лагере. Более подробно об условиях они рассказывать не могут.
— Дискомфорт — это все временно, — говорит Алексей. — Конечно, хочется своего отдельного угла. Не сейчас, но это будет. Да, хочется заниматься любимым делом, лечить людей, оперировать. Но это тоже скоро будет, — уверен врач.
По словам Алексея, в Чехии он видит для себя больше перспектив.
— Нашлось очень много белорусов, которые помогали и помогают, знакомых врачей, которые когда-то уехали из Беларуси и прошли этот путь с нуля. По их рассказам, все возможно. Тут слово перспектива не пустой звук. Вначале, когда были послабление в карантином, я свободно передвигался по улице. Когда белорусы Чехии проводили акции солидарности, меня сильно удивляло, что полиция абсолютно спокойно на это реагировала: просто подходила и спрашивала, не нужна ли помощь в охране мероприятия. Здесь есть обычная спокойная жизнь.
При этом, говорит Алексей, больше всего он скучает по своей работе в операционной.
К слову, когда Алексей приехал, постфактум узнал, что на программе вместе с ним был его пациент, который поступил к нему в операционную после событий 9−12 августа.
— 14 августа мы с женой ездили в Жодино и работали там как волонтеры: осматривали тех, кто выходил из изолятора. На следующий день у меня было дежурство в больнице, на котором я оперировал парня — его выпустили то ли из Жодино, то ли с Окрестина. После он был на консультации у чешских врачей-урологов, они сказали, что операцию провели хорошо, все прижилось и функционирует должным образом. Я, к сожалению, не успел пообщаться с этим парнем: он уехал раньше, чем я успел со всеми раззнакомиться.
Сейчас, по словам врача, после занятий с физиотерапевтом его физическое состояние почти пришло в норму.
— Объем движений практически тот же, что и был до травмы. Иногда в пояснице появляются боли, долго сидеть по-прежнему не могу. Но хожу сам, поднимаюсь по лестнице тоже самостоятельно, наконец могу завязать себе шнурки без посторонней помощи. В этом плане никаких ограничений нет.
— Одно дело — заживить раны физические, второе — справиться с этим психологически. У вас это получается?
— У меня был психолог, мы с ним разговаривали. Он мне помог с большего, а дальше я сам. Все-таки мы, белорусы, не привыкли жаловаться. Не хочу заниматься его время, потому что здесь есть ребята, которым его помощь нужна больше, чем мне. После общения с ними могу сказать, что я еще легко отделался. В основном это те, кого задерживали с 9 по 12 августа. Они оказались в ситуациях намного более жестких.
— В какой ситуации вы могли бы вернуться в Беларусь?
— Для меня это не было поездкой в один конец, — еще раз повторяет Алексей Белостоцкий. — Возвращение возможно, но при определенных условиях: когда страна начнет меняться. Как бы здесь, в Чехии, ни было хорошо, это чужбина, и домой все равно хочется.
«До последнего жила надежда, что, возможно, что-то изменится, мы будем жить дома и приносить пользу здесь»
Анестезиолог-реаниматолог Игорь Таболич — тот самый врач, который открыто рассказал о ситуации с ковидом в минской больнице. Сейчас он живет и работает в Москве — тоже в реанимации и тоже с пациентами, у которых COVID-19 протекает в тяжелой форме. Врач говорит, что с переездом в его жизни поменялось немногое: работа практически та же, заработки — примерно те же. Но оставаться в белорусской системе здравоохранения он больше не мог и не хотел.
Фото с личной страницы в Facebook
В июле 2020-го в интервью TUT.BY Игорь Таболич рассказал о том, как медики работают в условиях пандемии, и озвучил простую мысль: «Признание проблемы спасло бы не одну жизнь».
— Мы видели, что происходит, сталкивались с проблемами, которые умалчивались. И просто не хватило сил терпеть.
— Почему вы решили говорить об этом?
— Надоело терпеть, что люди не до конца понимают, насколько велики риски у этого заболевания. Пациенты умирали, и одним из факторов, который в итоге приводил к смерти, была неосведомленность о серьезности COVID-19. Особенно среди пожилых людей, которые верили в статистику и то, что аппарат ИВЛ — та процедура, после которой ты сможешь спокойно встать и пойти домой. Иногда у нас [в отделении] была смертность, сопоставимая с официальными цифрами по всей стране.
По словам Игоря Таболича, коллеги из реанимации поддержали его, «ни от кого не услышал негатива».
— Все реально устали от вранья, которое перехлестывало границы и переливалось через верх.
А вот в администрации клиники его желание рассказать о реальном положении вещей поддержки не нашло, говорит Игорь. Спустя примерно неделю после выхода интервью его вызвал на беседу главный врач больницы.
— Главврач стал рассказывать, что я предал больницу, спрашивал, кто из оппозиционных кандидатов меня купил. После этого он вручил мне черный мешок со словами «просили передать». И ушел из кабинета. Я развязал мешок — там оказалось много монет номиналом в один рубль. После этого я позвонил в милицию и сообщил о том, что мне пытаются дать взятку. В мешке, как посчитали сотрудники правоохранительных органов, было 30 рублей. То есть аналогия понятна: 30 сребреников. В целом, я это понимал. Но была ли гарантия, что после произошедшего ко мне не приехали бы следственные органы и не заявили, что я получил взятку, за которую меня бы посадили на много лет?
Свои слова Игорь Таболич подтверждает документом — постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела, в котором приведены пояснения участников той встречи (копия есть в распоряжении редакции TUT.BY).
Уйти с работы и переехать в другую страну Игорь Таболич решил вскоре после президентских выборов. 29 августа его задержали за участие в несанкционированном массовом мероприятии: он пришел на женский марш, чтобы поддержать свою будущую супругу, стоял неподалеку с флагом на плечах. Вскоре к нему подошли люди в балаклавах и увели под локотки в спецтранспорт.
Задержание врача Таболича всколыхнуло многих: на 5 сентября у него была назначена свадьба, и не было понятно, где он ее проведет — на свободе или на «сутках».
— Когда меня задержали, о свадьбе особо не думал. Мы заранее настраивали себя, что ситуация неоднозначная, и все может измениться. Конечно, был возмущен, ожидал, что же будет дальше. Но особого страха не было. Да, повезут на Окрестина, но не убьют же? Ты понимаешь, что за тобой правда, за ними — силовое меньшинство. С таким ощущением намного проще.
На Окрестина врач пробыл двое суток. Судья Максим Трусевич назначил ему штраф в 25 базовых величин. В понедельник Игоря отпустили. Что было дальше?
— Я написал заявление на увольнение еще до задержания. После выборов, когда увидел все происходящее, понял, что работать в государственной системе не хочу. После суда отработал еще несколько дежурств и ушел, хотя работал в ковидной реанимации, где платили хорошую зарплату. Но у меня даже не было сомнения, что я уйду. А суд только подтвердил правильность моего решения. Этой системе я не нужен.
— У вас был план — что дальше?
— Еще весной мы понимали, что такая ситуация, возможно, произойдет. У меня много родственников и друзей в Москве, которые давно звали на работу. Но до последнего жила надежда, что, возможно, что-то изменится, мы будем жить дома и приносить пользу здесь. Я очень люблю свою профессию. Но работать в государственной больнице не мог, уходить в частную анестезиологию не хотел. Принял решение уезжать. Можно было в Польшу — многие советовали. Но я все-таки рассчитываю вернуться в ближайшее время.
В конце концов Игорь Таболич вместе с супругой приняли решение переехать в Москву. Легко оно не давалось, признается собеседник.
— Тяжело, конечно. Беларусь — моя страна, здесь друзья, родственники. Мы сейчас по этому поводу очень переживаем. Иногда даже кажется, что совершили ошибку. Но не из-за того, что в Москве плохо. Просто я читаю новости и переживаю, что не могу помочь на месте. В какой-то степени кажется, что в этом есть доля предательства.
Из Минска Игорь Таболич уехал в середине октября. В тот момент у него не было места работы, но искать ее долго не пришлось.
— Работу нашел быстро — примерно за неделю. Но устроиться можно было и день в день. Просто хотелось найти что-то поближе к месту жительства, с адекватным коллективом, хорошей материальной базой. Сейчас такая ситуация, когда найти работу для врача не проблема. Везде нехватка кадров. Даже в той больнице, где я сейчас работаю, несколько вакантных ставок. Причем зарплата хорошая.
В итоге Игорь выбрал одну из городских клинических больниц Москвы. Как и раньше, он лечит реанимационных пациентов, у которых тяжелая форма COVID-19. Говорит, что работа осталась примерно той же, но нагрузка существенно выросла: в Минске он мог вести максимум семь пациентов, в Москве — в два раза больше.
— Принципиальных различий нет, но нагрузка выше. Врачей не хватает. Аппаратов ИВЛ достаточно, кислородных точек — тоже. В этом плане не ощущается никаких проблем. Но с поставками лекарств перебои бывают. И непонятно, с чем это связано. Хотя по документам все в порядке и красиво.
Коллектив реанимации, рассказывает врач, его «не разочаровал».
— Он очень адекватный, это люди, готовые прийти на помощь. Хотя в Минске он был такой же. Мне казалось, что менталитет у россиян другой, но по факту особой разницы не увидел. Может быть, реанимация так меняет людей. Коллектив у нас многонациональный — есть граждане разных государств постсоветского пространства. Кстати, многие интересуются нашей ситуацией. И в большинстве поддерживают протестующих. Те, кто относится скептически, пытаются вникнуть в ситуацию. Ни разу не услышал ни агрессии, ни упреков.
В целом, считает Игорь Таболич, Беларусь и Россия между собой очень похожи.
— Когда приехал сюда и посмотрел на общественно-политическую жизнь, понял, что поменял шило на мыло. Все то же самое. Но система построена немного по-другому. Например, у врачей нет никаких ограничений на постановку диагнозов. Я не должен думать, что же ставить. Есть COVID-19 — значит, его и пишу. Что с этим диагнозом происходит в патологоанатомическом бюро — это другой вопрос. Но даже в России статистика намного более приближена к реальности, чем в Беларуси.
— По вашему рассказу можно сделать вывод, что ваш переезд прошел относительно безболезненно. Это так?
— Да, но нужно понимать, какая перспектива в дальнейшем. Кем будут работать мои коллеги в Польше или Чехии — и что ждет меня? Уехав из Беларуси, по сути, я не поменял ничего, кроме территории. Эти системы одинаковые: два авторитарных государства, причем коррупционная составляющая в России — огромная. У меня нет огромного желания работать в такой системе. Если бы у меня не было здесь родственников, возможно, мы бы уехали куда-то в другое место.
К слову, в Вооруженных силах, где я служил до 2018 года, у меня осталось много друзей. Они рассказывают, что на идеологической подготовке им доводят, какой я предатель, был куплен, живу сейчас в Польше, куда меня перевозили в багажнике. Так вот хочу сказать: я не в Польше. Было бы честью ехать с Павлом Латушко в одном багажнике, но это не так.
Условие для возвращения у меня одно: смена власти. Я на прежнюю систему работать не буду. Когда читаю новости — волосы шевелятся. До сих пор не могу понять, как люди могут это делать.
Я заканчивал военно-медицинский факультет, служил в Вооруженных силах, уволился в 2018 году. Четыре года прослужил в должности начальника отделения — старшего ординатора медицинской роты 5-й бригады спецназа в Марьиной Горке. Я напрямую видел, к чему мы идем, был свидетелем того, как менялись доктрины. Понимал, что это не моя система. На самом деле, мне было интересно в армии. Там много достойных и грамотных людей. Но я понимал, что дальше в этой системе работать не хочу. И ушел, о чем не жалею. Не представляю, как работал бы там сейчас. До сих пор не понимаю, с какими чувствами продолжают служить мои друзья, однокурсники — очень грамотные офицеры и достойные люди. Знаю, что настроения у всех разные. Но служат. Кого-то держат выплаты по увольнению, кого-то, возможно, служебное жилье, у кого-то дети. Может, кто-то боится уходить в никуда. Это их выбор.
Но представляете, каково было мне, когда против меня работала моя же бригада — люди, с которыми я жил в одной палатке, с которыми мы прыгали с парашютами и так далее?
Добро пожаловать в реальность!