6 августа Кирилл Галанов и Влад Соколовский включили песню «Перемен» на официальном мероприятии — за это их осудили на десять суток ареста. Позже их силуэты появились на стене трансформаторной будки. Так в Минске возникла «Площадь перемен», с которой началось дворовое протестное движение. В один момент Кирилл и Влад стали «диджеями перемен» и символами белорусского протеста. Но что мы знаем о них как людях? Кем они были до августа 2020-го? Чем занимаются сейчас, после экстренного переезда в Литву, где живут почти пять месяцев? В интервью TUT.BY Кирилл Галанов рассказал о своей «прежней мирной жизни», решении включить Цоя, которое расценили как хулиганство, свободном Минске, который он увидел после президентских выборов, переезде в Литву в тот момент, когда меньше всего этого хотел, и реакции на смерть Романа Бондаренко.
Влад Соколовский и Кирилл Галанов, 6 августа 2020 года, Минск. Фото: Елена Толкачева, TUT.BY
3 декабря Кириллу Галанову исполнилось 28 лет. За последний год в своей относительно устоявшейся жизни ему пришлось сменить многое — не только страну, из которой был вынужден уехать, но и профессию.
— Решил, что раз уж я оказался в такой ситуации, то самое время попробовать что-то новое, — рассказывает Кирилл.
Вечером 26 ноября 2020 года он опубликовал в своем Instagram пост, который начинался со слов «друзья, ищу работу», — и в течение нескольких часов незнакомые люди засыпали его предложениями о трудоустройстве. К этому, говорит Кирилл, он до сих пор не может привыкнуть.
— Люди наделили тот образ, нарисованный на стене, геройством. Но это не я. Я обычный пацан, который курит, иногда ругается матом и вообще для многих не самый приятный человек в общении, — улыбается Кирилл.
«Поступил в Академию искусств на звукорежиссера, но не выбирал эту специальность головой»
Сперва уточняем, как правильно называть его прежнюю специальность с технической точки зрения: диджей, звукооператор или звукорежиссер? В августе 2020-го с этим возникла путаница.
Если судить по тому, с чем Кирилл и Влад работали во Дворце детей и молодежи, то их правильно называть техниками. Хотя по жизни, говорит Кирилл, он звукорежиссер, «Влад — больше музыкант».
— У меня были свои коллективы, с которыми я много ездил и гастролировал. Например, был звукорежиссером у Lipnitsky Show Orchestra, потом стал их техническим директором. Мы выступали на крупных площадках в Беларуси, Ницце, Сочи, Дубае, Лондоне, Пхукете.
Как он стал звукорежиссером? После школы Кирилл «шел за романтикой» и поступил в музыкальное училище по классу классической гитары. После его окончания «решил взглянуть на вещи реально».
— В академической музыке ты или должен быть чемпионом, чтобы поступить в российские или польские вузы, или пойдешь работать в музыкальную школу. Ведь академическая музыка сейчас — это андеграунд. Повзрослев и осознав это, в эмоциональном порыве решил поступать в Академию искусств на звукорежиссера. Хотя эту специальность я не выбирал головой.
Следующие шесть лет Кирилл учился на «заочном» и параллельно занимался различными проектами.
— Поступил на «заочку», потому что уже был большим мальчиком, которому нужно было думать, как зарабатывать деньги. Искал любую работу по специальности, чтобы «окунуться в тему», поскольку заочное — это скорее про самообразование, там вряд ли тебя научат чему-то. В конце концов понял, что концертная звукорежиссура — это клево и абсолютно мое. Во время одной из сессий знакомый предложил прийти во Дворец детей и молодежи. Это место позволяло мне развиваться и искать новые знакомства, проекты, группы, фестивали. Так я начал работать с живыми коллективами.
Во Дворце детей и молодежи, рассказывает Кирилл Галанов, он проработал около шести-семи лет. Там же он познакомился с Владом Соколовским. По воспоминаниям, происходило это примерно так:
— Влад пришел работать в досуговый центр дворца, и однажды перед мероприятием я ему показывал, что и как у нас работает. У нас сложились хорошие отношения, всегда были рады, когда пересекались по работе. Назвать нас близкими друзьями сложно, но вот хорошими товарищами — без проблем.
«Понял, что сейчас может что-то произойти, но я буду находиться не с той стороны»
6 августа 2020 года Кирилл и Влад тоже работали вместе. В тот день в Киевском сквере, выделенном для предвыборной агитации, районная администрация решила провести День открытых дверей учреждений дополнительного образования.
Кирилл говорит, что решение включить «Перемен» на мероприятии не давалось трудно — им просто не хотелось быть частью «чего-то неправильного». Он уверен, что на их с Владом месте так поступил бы каждый.
— Примерно за день до произошедшего позвонил начальник: «Срочно с утра нужно быть во дворце, потом поехать в Киевский сквер и выставить звук». Я не понимал, что за мероприятие там будет проходить, но было ощущение, что что-то не так. Откуда такая срочность? Тогда я еще был далек от политики.
Когда мы уже находились в сквере, к нам подошла Ольга Ковалькова (сейчас член президиума КС. — Прим. TUT.BY), спросила, знаем ли мы, что заняли площадку, выделенную под предвыборную агитацию. За ней подошел мужчина в пиджаке, джинсах и с рацией: «Видели, куда она уехала?»
Весь день мы сидели на лавочке, жарились на солнце, вокруг практически ничего не происходило. Вот пришел культорг из дворца. Людей нет, но человек поет. Это все было так странно. Потом начали приезжать детские коллективы из разных центров творчества.
«Площадь перемен» в Минске. Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
Кирилл вспоминает: ни он, ни Влад не знали, как реагировать на происходящее.
— Я, конечно, далек от политики, но на тот момент уже видел, как забирали людей, просто стоящих в очереди.
Позже прочитал, что люди собираются прийти на это «невероятное мероприятие» и поднять руки вверх. Рассказал Владу, предложил, может, нам тоже поднять руки вместе со всеми. «Так давай и песню включим», — сказал он. «Перемен» — это был самый логичный выбор.
Расчет был на то, что после этого к нам подбегут, скажут, что мы дураки, выключат песню — и праздник продолжится. Но вышло по-другому. Когда площадь заполнилась людьми и Виталик Воронко закончил свое выступление, мы включили «Перемен». Люди начали хлопать, скандировать «Свободу!». Вместо самого очевидного действия — попросить нас выключить музыку — мужчина стал вырывать провода из колонок и пульта. Один из начальников, который решал, продолжать концерт или нет, сказал: «Люди кричат „Свободу!“? Вы свободны». Ну, мы и пошли.
— Ты говоришь, что до лета 2020-го был далек от политики. Насколько?
— Я не занимал активную позицию. Да, смотрел новости, следил за Тихановской, восхищался, когда объединились три штаба: это выглядело сильно и красиво. Думал, что схожу на последний предвыборный митинг, если буду свободен. То есть понимал, что происходит, но активно в этом не участвовал. То, что мы сделали — это как раз демонстрация пассивной позиции. Мы лишь показали, что не имеем отношения к тому, что в тот день происходило в Киевском сквере.
Мне кажется, это и было бы самым действенным вариантом, если бы каждый, кто совершает что-то несправедливое и грязное, этого не делал.
Если бы внезапно вся страна стала жить по справедливости, совести и закону, того ужаса, который длится уже столько месяцев, не было бы.
— Когда вас задержали, были удивлены? Или примерно этого и ожидали?
— За целый день на солнце мы обгорели, очень хотелось пить. Я понимал, что нас, скорее всего, задержат. Поэтому мысль была одна: только бы успеть зайти в магазин и купить воды. Мы успели, и я был так счастлив, — улыбается Кирилл. — За нами шел какой-то человек с камерой, мы петляли, но до метро так и не дошли: нас догнали два крепких парня, аккуратно взяли под локотки и сказали: «Куда вы собрались? Вас кто-то отпускал?» Показали нам удостоверения и свои лица — тогда еще не было принято прятаться за масками. Разговаривали обычно, как должны были бы разговаривать люди в правовом государстве, если бы мы действительно что-то нарушили.
Митинг у стелы 16 августа 2020 года, Минск. Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
— Вас задержали еще до президентских выборов. В первые дни после них произошло многое. Какой ты увидел Беларусь 16 августа, после освобождения?
— Это было незнакомое состояние. За пару дней до нашего освобождения ко мне в камеру пришли, спросили, все ли у меня хорошо и не обижали ли меня, хорошо ли ел и сколько раз в день. Потом неожиданно сказали: «Пойдем, помоешься в нормальном душе». Перед этим я видел в окно, как три дня подряд людей избивали, а тут такое происходит. Я просил: «С чего вдруг?» Мне ответили: «Ты же не какой-то бандит, мы все понимаем». А у самого мысли: может, меня расстреливать ведут и это последнее желание. Но меня действительно впервые за девять дней вывели в душ, дали все принадлежности. Это было очень странно.
Перед самым освобождением меня никто не торопил, сказали спокойно завязать шнурки на кроссовках, заправить ремень, «чтобы все было нормально». Под стенами Окрестина меня ждали друзья. Сразу стали показывать видео: «Смотри, мы победили, Брест и Гродно уже почти свободные города». Рассказывали, что прямо сейчас в Минске проходит огромный митинг.
У меня долго не могли уложиться в голове все события, которые произошли в тот день. Вечером я поехал к родителям. И это было нечто. Едем — а прямо на дороге люди достают из машин бело-красно-белые флаги, и все такие счастливые. На Пушкинской — горы цветов.
Это был прям другой город.
В ближайшие дни мы с Владом давали очень много интервью. Я не мог молчать о той жести, которую видел из окна. Мне казалось, что про это нужно говорить максимально.
Отъезд: «Понял, что при любом стечении обстоятельств за нами придут»
По словам Кирилла, уезжать из Беларуси он не планировал. Свое мнение он изменил после того, как «пришли за Владом» — 21 августа его увезли в центральный аппарат МВД и спустя несколько часов отпустили.
— Стало понятно, что нужно срочно уезжать. Хотя на той неделе у меня было четкое убеждение, что именно сейчас я не имею права уезжать, что бы ни произошло. Да, присутствовало параноидальное чувство, когда от малейшего шороха ты просыпался с мыслью: «Ну все, договорился, пришли за тобой». Или в окно смотришь — и ищешь большие черные бусы, на которых тебя уже катали. Но именно тогда первый раз в жизни я осознал, что точно хочу жить в Беларуси и не хочу куда-либо бежать. Но пришлось. Влад уехал первым, я за ним.
— Что именно убедило уехать?
— Родные очень переживали. Убедили, что так будет лучше. Я понял, что при любом стечении обстоятельств, даже если мы замолчим, за нами придут. Когда приехал в Минск, на всякий случай перемещался без телефона. Обратился в посольство, сделал визу, страховку, собрал минимум вещей и уехал. Вопросов на белорусской границе ко мне не возникло. А вот на литовской не знал, что говорить.
Ехал Кирилл в никуда. Где он будет жить, чем заниматься, как долго это продлится — ответов на эти вопросы не было.
— Если бы нас просто перебросили через границу и оставили ни с чем, это уже была бы огромная помощь. Но нам предоставили жилье, продукты на две недели карантина — с этим помогла одна из благотворительных организаций. Сказали звонить, если что-то еще понадобится.
Когда Кирилл уезжал из Беларуси, он не думал, что это насовсем. Не думает так и сейчас.
— В разговорах ты шутишь, что завтра наши победят — и я вернусь. Глобально не задумывался, на какое время я здесь. Было какое-то негодование, что мне 27 лет, у меня есть профессия, работа, но из-за того, что в моей родной стране вдруг стало небезопасно, пришлось менять всю жизнь от и до. Но я к этому просто отношусь. Вот я приехал в другую страну, вот нужно отбыть карантин, а потом как-то обустроиться.
По словам Кирилла, когда он приехал в Вильнюс, ему поступали разные предложения работать по специальности. Но он решил попробовать себя в новой сфере — IT, записался и прошел онлайн-курсы по тестированию программного обеспечения.
— Сменить сферу оказалось легко. В Беларуси я работал с клевыми коллективами и относился к этому как к своему увлечению. Все остальное — свадьбы, кавер-бэнды, Дворец детей и молодежи — было для зарабатывания денег, когда у тебя есть свободное время. Здесь у меня могли быть только варианты для зарабатывания, поэтому решил, что сейчас самое время попробовать новое.
После окончания курсов Кирилл написал в своем Instagram, что ищет работу. В ответ ему прилетели десятки предложений. Такого, признается, Кирилл, он не ожидал: никак не может привыкнуть к своей публичности.
— Не думал, что будет такой резонанс. Кому я нужен? Мне казалось, что волна моей некой популярности закончилась. Этот пост был скорее для того, чтобы себя простимулировать. Думал, что после этого заполню свой профиль в LinkedIn, допишу резюме, постучусь в какие-то компании. Я джун, а это не самый востребованный участник рынка. Объективно компания в него больше вкладывает на первых порах, а не зарабатывает с его помощью. Я был готов, что далеко не со второго собеседования достучусь до кого-то. Но опять столько людей меня поддержало. Я был в шоке.
«Тот образ, нарисованный на стене, — герой, а я обычный»
— Был момент, когда ты понял, что все затянется и быстро вернуться домой не получится?
— Наверное, нет. Я сразу готовил себя к разным вариантам: как я буду жить, если придется остаться надолго, что будет, если я завтра смогу вернуться домой, при каких условиях получится уехать из Литвы? Я реально смотрю на вещи, и ни один вариант развития событий не выбивает меня из колеи.
— Что чувствует человек, который перестает быть собой — Кириллом Галановым и вдруг становится символом?
— Символом стал не я. Тот образ, нарисованный на стене, — герой, а я обычный. Наше решение поднять руки и включить песню не было чем-то, что трудно давалось. Это было что-то очевидное, на поверхности. Уверен, большинство молодых людей, которые оказались бы в нашей ситуации, поступили бы подобным образом.
— Решение, которое вы называете случайностью, получило свое продолжение. Ваши портреты появились на стене трансформаторной будки, вокруг которой образовалась «Площадь перемен», после чего белорусский протест приобрел новую форму — перешел во дворы. Ваше изображение не раз закрашивали, но его опять восстанавливали. Как позже выяснилось, это, возможно, делал Роман Бондаренко. Как вы восприняли и переживали то, что с ним произошло?
— Как личную трагедию. Это очень тяжелая тема… У меня нет множества мыслей по этому поводу. Это ужасно. И то, насколько это ужасно, нет смысла описывать большим количеством слов.
Стихийный мемориал на «Площади перемен», который возник после гибели Романа Бондаренко. Фото: TUT.BY
— Были моменты, когда ты жалел о своем поступке?
— Нет.
— Скучаешь по той мирной жизни, которая была у тебя до лета 2020-го?
— Безусловно. Меня все устраивало. Может быть, где-то я мало зарабатывал относительно своих усилий. Но в глубине души понимал, что сам виноват: выбрал такую профессию. Да и деньги у меня не в приоритете. Со временем начал замечать, что просто скучаю по городу, когда смотрю видео с воскресных маршей. Видишь проспект, ГУМ и думаешь: вот бы там сейчас оказаться! Глобально скучаю по всему. А по мелочи — можно назвать все, что угодно.
— Как выглядит твоя теперешняя жизнь?
— На данный момент я окончил курсы и веду переговоры насчет трудоустройства. По большей части это все. Встречаюсь с белорусами, которые тоже были вынуждены уехать. Социальной жизни здесь пока немного. С Владом общаемся на уровне: «Ну что, как дела?» У нас нет совместных активностей, но контакт поддерживаем.
Мурал с «диджеями перемен» не раз уничтожали и закрашивали. Чтобы его снова не восстановили, стену трансформаторной будки охраняла милиция. Фото: Дарья Бурякина, TUT.BY
— Каким видится будущее?
После этого вопроса Кирилл берет паузу.
— Если бы у меня об этом спросили шесть месяцев назад, я мог бы что-то ответить. А сейчас такая ситуация, что ты просто не знаешь. Будущее пока очень не определено.
— В какой ситуации ты мог бы вернуться домой?
— Самое очевидное — когда в стране начнет работать право. Потому что в текущей ситуации не нужны никакие причины, чтобы задержать человека. Когда я был на Окрестина, видел, как били людей. И это не сравнится с тем, что все позже увидели на видео. Сейчас людей наказывают не где-то там, за стеной, а публично, как это было с Олей Хижинковой. По совести, я должен быть в Беларуси. Но если реально смотреть на вещи, то вероятность, что я окажусь в неволе, очень велика.
В декабре TUT.BY также попытался поговорить с Владом Соколовским — о том, как теперь живет он. На тот момент он был очень занят, сейчас перестал выходить на связь.
Добро пожаловать в реальность!