Ольга Хижинкова недалеко уехала от жодинского СИЗО. В местном кафе людно и шумно. Мисс Беларусь сидит в углу стола и шумно приветствует собравшихся. Они все прибывают и прибывают. Все ждали освобождения Ольги в 15:15 и планировали свое время сообразно этой отметке. Для человека, который провел больше месяца в заточении, Хижинкова выглядит прекрасно, пишет Onliner. Она надевает пальто и шутит, что им чуть ли не полы вытирала, потом говорит, что будет в маске, и с традиционной мягкостью начинает беседу.
— Как прошло сегодняшнее утро?
— Можно сказать, что подали завтрак в постель. Загремела кормушка, мы проснулись, получили тарелки с овсяной кашей.
— Вкусной?
— Вкусной. В Жодино все было очень вкусно.
— Как ты там оказалась?
— Меня перевели позавчера утром с Окрестина. Никакого объяснения не было. Просто: «Хижинкова, с вещами на выход!» Вот и поехали вместе с еще одной моей сокамерницей в Жодино.
— Ты пыталась узнать причины?
— Нет, там в принципе нет причинно-следственной связи. Ты просто задаешь вопрос, и смена считается хорошей, когда ты просто не получаешь ответа. Если отвечают, то… лучше бы не отвечали. Это худший вариант развития событий. Это очень грубо и неприятно.
Ольга периодически отвлекается на друзей и знакомых. Появляются Василий Хомутовский, Александра Романовская и Константин Яковлев из «Свободного объединения спортсменов», затем — их товарищ Степан Попов. Происходят теплые сцены объятий. Хижинкова горячо благодарит всех и оказывается с букетом красивых роз в руках.
— Ты знала, что тебя сегодня выпустят?
— Я знала дату своего освобождения по третьему протоколу. Это было 20 декабря. Тот протокол я перечитывала 5 декабря. Но там было другое время — 15:15. Освободили меня на три часа раньше.
Как-то особенно эта процедура не прошла. Снова-таки просто «С вещами на выход». Мне было немного страшно. Я знаю примеры, когда людей вместо того, чтобы освобождать, просто вели на очередной суд по какому-то новому протоколу.
— Вспомнила все фотографии в своем Instagram?
— Поверь, я вспоминала все — с датами, геолокациями и так далее. Понимала, что может быть все что угодно. И готовилась к любому развитию событий. Но надеялась на лучшее, конечно.
Когда меня вели на свободу, я поразилась, насколько огромная тюрьма в Жодино. Потому что мы шли через какое-то нереальное количество коридоров и лабиринтов. Не знаю… минут семь мы постоянно шли по какому-то подземному городу. Когда вышли на воздух, я оглянулась. Там не было видно самой тюрьмы — только стена с колючей проволокой. Подумала: «Как-то странно, что вокруг нет стен со всех сторон».
Честно, я почувствовала, что у меня появилась одышка, пока мы шли по лабиринтам. Сказалось отсутствие движения. Хотя я и занималась тюремным фитнесом по вечерам: мы с девочками делали планки, качали пресс, отжимались и так далее, чтобы совсем не обессилеть и не потерять тонус. Отсутствие движения, сил, тебе постоянно плохо. Надо понимать, что нас за все время только шесть раз сводили на прогулку.
— Ты знаешь, что тебя ждали раньше?
— Да, узнала от вновь пришедших девочек и была очень удивлена. Потому что знала дату своего освобождения по третьему протоколу. Знала, что со дня суда не может отсчитываться новый срок по новому протоколу, потому что они не могут накладываться. Не знаю, почему так произошло. У меня была единственная мысль: может, сработала какая-то из апелляций и мне скостят срок?
— То есть в тот день, когда собралась группа поддержки, ты никуда с Окрестина не собиралась?
— Нет-нет.
— Что ты почувствовала, когда узнала?
— Это очень больно. Тебя ждали в этот день… Это очень больно.
— Знаешь, что входишь в республиканский топ по сроку заключения?
— Нет, не знала. Для меня второй срок не был неожиданностью. Я была готова к такому развитию событий.
Меня забрали 8 ноября возле костела. Это было воскресенье. Но в пятницу — получается, 6-го числа — мне пришло письмо из суда. Я не видела его и все равно пошла в РУВД. Просто на момент моего ареста не получила извещения. Все совпало. Я пришла к ним сама.
Журналистка TUT.by Саша Квиткевич, которая сидела с Ольгой на Окрестина, приносит самолично испеченный торт.
— Саша рассказала об условиях твоего содержания. Ты сама говоришь, что этим пальто разве что полы не мыла.
— В двух словах не расскажешь… В первой камере было тепло. Но условия были другие. Мои сокамерницы, которые сидели по другой статье… это было достаточно тяжелое соседство.
— Что ты имеешь в виду?
— У одной были паразиты — все виды вшей. Учитывая малую площадь, ты все равно не можешь не заразиться этим всем. И отсутствие помощи, хотя я передавала через уходящих девочек записки, поражало. У меня вон лежит целая сумка средств от паразитов — мне их отдали на выходе. Там флаконов штук шесть или семь. До меня они так и не дошли.
Не знаю, как правильно сказать… Я же просила помощи у начальников смены. То есть руководство ЦИП на Окрестина было в курсе, что у нас вообще ЧП в камере. Вообще, для любой организации наличие паразитов или зараженного ими человека — это из ряда вон. В моем представлении должна была приехать санстанция и так далее.
Но в нашем случае это было предметом шуток. То есть меня не просто игнорировали.
— Как шутили?
— Когда я говорила, что в камере зараженный человек, мне отвечали: «Пойду куплю спички и бумагу, можете просто сжечь этого человека». Чувствуешь?
— По механике неплохо.
— Я тоже оценила. Просто все сидела и думала: может, я утратила способность смеяться? 16 ноября была проверка. Пришел человек в гражданском. Он источал аромат хорошей жизни, то есть пах туалетной водой. Спросил: «Какие жалобы?» — «Паразиты!» — «А кто такие „паразиты“?» — и посмотрел на свою свиту. Мы сказали: «Вши». Он ничего внятного не ответил.
Я поняла, что никакой помощи не будет. Попросила: «Может, кто-нибудь хотя бы хлорки даст?» И действительно, на следующий день мне дали хлорку. Просто вывернули полведра в камеру. Тряпки не было. Я распределила всю эту хлорку по площади пола веником и затем собрала в совок. Так произошла дезинфекция помещения.
Это странно. Мне кажется, что такие методы, в частности практикуемые на Окрестина, очень сильно дискредитируют сильную и процветающую Беларусь, которую мы все видим по телевизору.
В той камере, в которой мы жили, после освобождения Саши Квиткевич отключили отопление и забрали все матрасы. В ее времена не работали кран и слив унитаза. Надо отдать должное, унитаз и кран починили. Но забрали матрас и выключили отопление. Я спала на полу вот в этом пальто. Так что можно сказать, что им я уже мыла пол. Не знаю, может, это способ некоего удовлетворения какого-то мужчины, который осознает, что четыре женщины спят на холодном полу при выключенном отоплении в декабре. Не знаю, что это может быть.
В моем представлении, если ты хочешь наказать человека, он хотя бы должен понимать причинно-следственную связь. Но никто не смог объяснить, почему у нас забрали матрасы. Надо отдать должное, отопления не было на двух этажах. На первом оно было, на втором и третьем — нет. Это насколько мы поняли.
А однажды нас забыли на полчаса на прогулке. Одевались мы легко, потому что обычная прогулка — это 10—15 минут. Я сделала пробежку, согрелась — потом два дня мышцы болели. А одна женщина вышла в легинсах и за полтора часа одубела. Это сейчас тепло, а тогда было морозно. Я вела дневник, потому могу вспомнить даты.
— Как ты чувствуешь себя сейчас?
— Очень хорошо. Эмоциональный фон прекрасный. Есть волнение. Состояние необычное. Такое огромное количество людей приехали меня поддержать! Ты просто не можешь осознать, как за тебя болели, поддерживали, переживали. Очень необычное чувство. Никогда раньше не испытывала такого. Это новый опыт.
— Не боишься «ковида»?
— Я слышала, как проходил один из судов над Яном Соломоновичем, который сидел со мной на этаже. Мы ни разу не виделись. Тогда Ян получил очередные 15 суток. Он все время кашлял и потом сказал, что все сокамерники болеют, а у одного еще и пропало обоняние. Это было на Окрестина. А в Жодино я провела всего два дня, так что не совсем понимаю обстановку.
Я не могу оценить урон своему здоровью. Мне кажется, что в первую очередь надо привести в порядок нервы, потому что весь этот период я провела в состоянии натянутой струны. Нервы — это главное. Все остальное, надеюсь, в порядке. Я, конечно, сдам все тесты и пройду все обследования, но нервная система точно пострадала.
Я все время принимала успокоительные. Вот успокоительные мне давали…
Чтобы подытожить: в этой ситуации я больше всего переживала, что пострадают люди, которые не виноваты. На Окрестина есть и адекватные сотрудники. Подчеркиваю: я обращалась именно к начальнику смены, к человеку, который пришел с проверкой, к каким-то руководителям. Я не уверена, что мои просьбы доводились до исполнителей. И не хочу, чтобы пострадал кто-то из младших и средних работников — какой-нибудь медик, например.
Из всех женщин, которые сидели со мной, педикулезом и всеми видами вшей заражена была одна, но в итоге с паразитами вышли все — в голове и одежде. И эти люди пошли дальше разносить вшей по городу. Это возмущает. Я — окей, я о себе позабочусь. Я перепроверяла одежду по десять раз в день. У меня этих вшей уже нет. Не бойся, а то отодвигаешься от меня постоянно.
Вот это пугает. Если вы меня хотите наказать, окей. Почему тогда страдают остальные? У них другой стиль и образ жизни, они потом не избавятся от этих инфекций. Я не понимаю эти средневековые методы…
Добро пожаловать в реальность!