Наш герой окончил Военную академию и несколько лет отслужил во внутренних войсках. 9 августа он был в числе силовиков, которые оттесняли мирных демонстрантов на Немиге. Интернета тогда не было и у него. Через несколько дней увидел кадры жестокого избиения людей, их свидетельства о том, что творилось в изоляторах, и решил, что с этой системой ему больше не по пути. Он рассказал TUT.BY, почему единицы уходят со службы.
Снимок носит иллюстративный характер Фото: Дмитрий Брушко, TUT.BY
Мы говорили на условиях анонимности, поскольку перед увольнением с нашим героем беседовали оперативники. «Те, кто уходят, стараются делать это тихо, чтобы им не сделали хуже», — объясняет молодой человек.
— Я написал рапорт на увольнение после выборов, — начинает собеседник свой рассказ. — Несколько недель понадобилось, чтобы все оформить и официально уволить меня. На это время меня отстранили от должности и уже не привлекали на выезды (разгон демонстраций. — Прим. TUT.BY). Теперь о себе могу сказать: служил на руководящей должности. С 9 августа нас начали привлекать ко всем этим деяниям. Конечно, нас всегда к этому готовили — это же внутренние войска. Но готовили в рамках закона. В первые дни в разгонах было задействовано все МВД, внутренние войска и Вооруженные силы, те же курсанты Военной академии. Мы их обучали еще до выборов, целенаправленно готовились. Но никто не знал, что все зайдет так далеко. 9 августа ближе к ночи я был на Немиге, мы были в форме, оттесняли людей, не задерживали. Последующие дни, когда я еще служил, наше подразделение было в резерве, сидели в центре Минска и ждали команды. Тогда мы еще не знали, что будет все это насилие.
А узнали через пару дней, когда появился интернет. И многое слышал от сослуживцев, которые были задействованы в других точках. Я приезжал в часть после дежурств, ближе к трем часам ночи включал телефон и все смотрел, анализировал. Я уже тогда понял: это не конец. Столько необоснованного насилия! Ну и все, эта структура потеряла для меня ценность, погоны наши были опозорены, и я решил, что не хочу больше быть частью этого. Соблюдение законности для меня было основой службы, но, как оказалось, иногда «не до законов». Я этого не понимал тогда и не понимаю до сих пор.
Снимок носит иллюстративный характер. Фото: Дмитрий Брушко, TUT.BY
— Как вы считаете, насилие было заранее спланировано? Бойцы выполняли приказ или все-таки ситуация вышла из-под контроля?
— Возможно, на Окрестина и в подобных местах целенаправленно людей избивали и унижали. Что касается действий бойцов, думаю, здесь было 50 на 50. В любом случае, они делали это с молчаливого согласия руководства, необоснованное насилие не пресекалось. Даже когда об этом уже стало известно: ну, сделал и сделал, на это закрывали глаза. И, конечно, вся милиция теперь на стороне власти, которая, как они думают, их защитит. Сами видите, против них нет ни одного уголовного дела. К тому же у многих бойцов нет юридического образования. Некоторые и вправду думают, что они на войне, протестами управляют кукловоды, а они защищают страну. Один из них мне сказал: «Ты пока ничего не понимаешь, но потом поймешь».
С ними работают идеологи. Солдаты вообще находятся в информационном вакууме. По вечерам смотрят новости по телевизору. На часах информирования им рассказывают, что во всем виноваты эти западные кукловоды. Некоторые вообще не понимают, что происходит. Они думают о дембеле, как они будут жить на гражданке. Остальное их не волнует. Да, кто-то все понимает, но если ты живешь 24/7 в замкнутом пространстве, страшно даже заявить, что у тебя другое мнение, потому что ты не знаешь, что с тобой будет.
Я — контрактник, но мне самому было стремно уходить, мало ли, загребут, обыски будут. Ко мне приезжали ребятки из одной структуры, оперативники, побеседовать. Другие офицеры со мной говорили. Но в итоге дали пару дней подумать и согласовали увольнение.
Благодаря фондам я нашел ментора, а потом и работу. Помогли и бывшие сослуживцы. Но многие ребята не верят всерьез, что какие-то незнакомые люди им могут помочь, поэтому не рискуют уходить. Между собой втихаря жалуются на службу и начальников, но продолжают терпеть. Они рассчитывают только на себя.
Снимок носит иллюстративный характер. Фото: Дмитрий Брушко, TUT.BY
— Сколько человек оставили службу, как вы? И что держит остальных?
— Из моей части ушло всего несколько человек, остальные продолжают служить. Первое, что держит — это деньги. Возьмем молодого офицера. С ним заключается контракт на пять лет. Не отработал срок — нужно вернуть средства за обучение и содержание. Сумма зависит от срока, который не отработал. Набегает где-то тысяча рублей за каждый невыслуженный месяц. Знакомому начислили 80 тысяч рублей, но он был в другой структуре. Это вообще космические деньги, непонятно, откуда их взять. А выплатить надо в течение полугода, потому что потом будет суд, принудительно взыщут, могут права временно забрать, имущество, запретить выезд за границу. Еще через некоторое время начинается индексация, и сумма растет, как снежный ком. Офицеры рассказывали, что один уволившийся человек выплатил чуть меньше половины от нужной суммы, а в результате индексации сумма долга стала почти такой же, как изначальная. Не у всех есть родственники и друзья, которые могут помочь, поэтому люди сидят на месте. Вторая причина — выслуга лет. Уходишь со службы, теряешь стаж. Говорят: вы знали, куда шли! Мы не знали. Это та еще кабала, не все так радужно, как описывают, когда поступаешь в академию.
— Сколько вы зарабатывали?
— Зарплаты у нас были от 900 до 1100 рублей. У меня на аренду квартиры уходило 400 рублей, еще 200 на топливо, чтобы добраться на работу, так что на жизнь остается не так уж много. То, что за работу на протестах платили огромные деньги, неправда. Да, единовременные премии были, в августе — плюс 500 рублей к зарплате. Но никаких заоблачных сумм нет даже в ОМОНе — вот там многие действительно служат за идею.
Усердствует человек при задержании или нет, во многом зависит лично от него. Здесь, опять таки, 50 на 50. Кто-то верит в западных кукловодов и старается активно задерживать. А половина просто делает вид. Думают, ну, постою в цепочке со щитом, ничего не буду делать. Думаете, наших родственников не задерживают? Задерживают. Мою родственницу задержали, стояла с цветами. Забрали все украшения, телефон и даже кольцо обручальное. Сказали, заберете, когда штраф оплатите.
Снимок носит иллюстративный характер. Фото: Дмитрий Брушко, TUT.BY
— Как силовики относятся к тому, что их опознают? Насколько это болезненный для них момент?
— Некоторым стыдно, некоторые боятся за семью. Тех, кто уверен в своей правоте, это просто злит. Но точно нет тех, кому это безразлично. Это реально сдерживающий фактор. Знаю по себе: не хотелось снимать маску, и мы с ребятами смотрели друг за другом, чтобы у каждого лицо было закрыто. Многие боятся уйти, потому что не знают, чем заниматься дальше. Человек после школы поступил в академию или после срочной службы остался на контракт, служит, он же больше ничего не умеет делать. Конечно, боится начинать новое и менять свою жизнь. У многих семьи, дети, кредиты, служебная квартира — и куда уезжать, когда выставят?
Кто хочет уйти, делает это тихо, чтобы не было проблем. Половина моих сослуживцев записала меня в предатели, в основном руководство. Они будут до конца топить за эту власть. Многим из них за 40. Они всего добились благодаря службе, зачем им терять это?
Армия создана, чтобы бороться с внешним врагом. По логике некоторых, особо преданных системе, они и борются сейчас — с западными кукловодами, которые платят людям за участие в акциях. Часть из них считают, что Лукашенко — сильный лидер и удержится у власти. Часть думает, что нас просто подомнет под себя Россия. Но этот вариант их тоже устраивает. Как сказал мне один командир: «А что, в России офицеры плохо живут?»
— Правда ли, что из-за постоянных протестов бойцы живут в казармах?
— Первое время мы, контрактники и офицеры, реально жили в казарме. Сейчас в основном на выходных в казармах сидят, потому что протесты в субботу и воскресенье. А выходные дни перенесли на середину недели, когда нет митингов. Ребята очень устали, не видят свои семьи, не могут нормально отдохнуть. Никто не ожидал, что это растянется на месяцы. С 10 на 11 августа, когда были основные эпизоды насилия, мы были в резерве, но слышали вокруг взрывы. Когда я увидел потом все эти кадры, тот поток насилия, был уверен, что это уже никогда не закончится. Думал, Лукашенко введет военное положение и будет еще хуже. Вот тогда я и начал задумываться, что надо с этим завязывать.
Снимок носит иллюстративный характер. Фото: Дмитрий Брушко, TUT.BY
— Вы видели ролики в интернете, где люди кричат силовикам: «Милиция с народом»? Как это воспринимается?
— Да мне самому люди это кричали. Но в той обстановке это вообще не действует. Ситуация экстремальная, смотришь, чтобы никто ничего не бросил, а тут тебе в лицо кричат. Здесь нужно, чтобы каждый сам осознал, что он делает, и принял решение. Критическое мышление должно включить совесть и раздвинуть шоры.
Перед каждым выездом задают вопрос: «Кто не готов? Выйти из строя». Никто не выходит. Выйти из строя — это самое страшное. Что будет дальше? Тебя накажут или тебя уволят, или вообще непонятно, что будет. Лучше поехать, как-нибудь там это все пережить.
Мы когда выезжали в Минск, нам же сигналили все. Помню, сослуживец отметил: «Как же нас все ненавидят». Но ты думаешь: я же нормальный человек, я же никого не бил, а потом видишь кадры с Окрестина… Я теперь понимаю, почему люди нас так ненавидят, переходят грань закона, потому что закон теперь работает только в одну сторону, и если ты против власти, то не защищен. А это еще страшнее, чем на войне. Живешь и думаешь, что в любой момент за тобой могут прийти и забрать за любое нелестное высказывание. Чувство постоянной несправедливости не дает нормально спать по ночам.
Те, кто остался в системе, не думают, что Лукашенко уйдет, а если и уйдет, то уверены, что армия нужна при любой власти. Они думают, ну, пересидим, будет, как до выборов. А я думаю, что власть продержится год-два. И настанет время платить.
Добро пожаловать в реальность!