«Нужны любые несовершеннолетние пацаны»

Во время нашего насильственного задержания на площади Свободы в ночь с 19 на 20 декабря неизвестные в черном провели какую-то хитроумные рокировку, смысл которой остается для меня загадкой: сразу бросили нас в один автобус, оттуда же, не дав опомниться, молниеносно перебросили в другой. В результате чего мне трудно сказать, везли нас в белом или бордовым автобусе, одна и та же бригада нас задерживала и сопровождала в отделение милиции, или разные. Неужели все для того, чтобы замести следы и спрятать концы в воду? Хорошо, если так: значит, чего-то они все же боялись, чувствуя неправомерность своих действий.

Хотя в шлемах да еще и масках под ними, наверное, было не очень комфортно, не побоялся показать лицо на мою просьбу только один из шлемоголовых, присутствующих в автобусе. Однако не назвал ни своего имени, ни подразделения, к которому относится. Не говоря о том, что и не подумал выпустить Константина Чернеца. Поэтому свое уважением я высказывать ему не стану. На вопросы об основаниях, на которых мы были задержаны, отвечал: «С чего ты взял, что я вас задерживал?». Действительно, где же ты отличишь этих клонов в черном, может, и не он. А кто тогда? «Не знаю». Избивали зачем? Разве мы представляли для кого-то опасность, или сопротивлялись ... Тут уж шлемоголовый с человеческим лицом дал волю эмоциям, не сдержался: «Что-о-о?! Это мы еще не начинали вас бить! ".

Ответить, с какого момента применение насилия можно считать избиением, на первый взгляд, так же трудно, как и на известное с античности вопрос: с какой песчинки начинается куча? По этой причине некоторые из задержанных впоследствии осторожничали, рассказывая об обстоятельствах своего задержания: «Нет, меня не били, разве что несколько раз дубинкой стукнули ...». Нездоровая осторожность, как на мой взгляд. Чем больше насилия позволять и прощать по отношению к себе, тем больше его будет применяться. Я исхожу из того, что человеческое тело неприкосновенна. Поэтому любые немотивированные силовые воздействия против вас надо рассматривать именно как избиение. Можно было бы добавить - «и реагировать соответственно», ведь каждый человек имеет право на самооборону, но это работает только в тех местах, где есть один для всех закон. Не наш случай. Здесь хотя бы твердо усвоить, что это недопустимо и оценивать соответствующим образом.

Если забыть про избиение и абсолютно незаконное задержание, эту поездку в автобусе можно назвать комфортной (по сравнению с более поздними перемещения в автозаках) и даже в определенной степени интересной, благодаря возможности на равных пообщаться с представителями силовых структур. Ну, почти на равных. Если забыть, что мы были у них в плену, а не в гостях. В задней части , говорят, заставляли сидеть, не поднимая головы, и молчать, а у нас впереди образовалась что-то вроде дискуссионного клуба. Возможно, следовало бойкотировать тех шлемоголовых, но мы поддались соблазну провести агитацию. О вреде слишком долгого нахождения у власти одного человека , необходимости отсутствующего у нас народного контроля за властью, пользе забастовок, других форм протеста и т.д., и т.п.

Несмотря на наличие у наших собеседников таких весомых аргументов, как дубинки и другие спецсредства, в дискуссии ломинировали мы. «Вы умные, а мы ... стараемся быть умными »- из уст человека, от которого можно было бы ожидать, что он исходит из принципа« кто сильнее, тот и умнее », это просто жертвенное самоунижение.

Шлемоголовый с открытым забралом постоянно поддакивал и кивал головой в знак согласия. Шепотом, на ухо сообщил, что не голосовал за Лукашенко, что без власти ему капец, поэтому он так за нее держится и, уже вслух, сокрушенно произнес, что лучше бы «мы» были с калашниковыми.

Для них, шлемоголовых и безликих, все задержанные также были на одно лицо - профессиональные революционеры, которые сознательно выбрали себе работу: бунтовать и страдать. Такая себе психологическая зацепка, чтобы избежать душевного дискомфорта от того, что воюешь против обычных сограждан. Чье «преступление» состоит самое большее в законном желании засвидетельствовать собственное несогласие с политическим курсом властей, а в некоторых случаях - просто в присутствии «не в том месте, не в то время». Именно такую формулу вины предложил представитель правоохранительных органов одному из осужденных, который направлялся куда-то по своим частным делам и попал под горячую руку. Отсюда, скорее всего, и разговоры о калашниковых. Скорее всего, эти парни пошли на службу не только за длинным рублем, где-то в глубине души они мечтали о подвигах. О борьбе с бандитами, вооруженными мятежниками. А тут вместо калашникова в руках «мятежников» детские вещи и новогодние игрушки, или вообще нет рук ... Эту ахиллесову пяту я методически, по-садистски ковырял: ой-ей-ей, говорю, как не стыдно, столько труда вложено в строительство этих тел, столько денег ушло на снаряжение, а все ради чего? Послать такого робокопа, чтобы он женщин и инвалидов на улицах хватал - это еще хуже, чем микроскопом гвозди забивать.

Стеснялись, обижались. Когда я уже десятый, наверное, раз повторил про «женщин и инвалидов», не выдержали, попросили НЕ травить больше душу. Хорошо, что она у них все же есть, душа. Некоторые говорят, что у солдата ее не должно быть. В смысле, не надо, чтобы она проявляла свое существование в виде колебаний и угрызений совести, а так, пусть лежит себе под спудом, остается для домашнего использования. Ложный тезис, на мой взгляд. Солдат без совести и чести, который сражается со своими невооруженных согражданами за премии, превращается в опричника. О таких из истории известно, что они разбегаются кто куда в ходе настоящей опасности. И эти тоже разбегутся, в случае чего. Ведь солдату вредит НЕ совесть и честь, его развращает и деморализует их отсутствие. У тех, кто нас задержал, совесть и честь отсутствовали.

Когда-то в таких же автобусах меня возили настоящие «цепные псы режима», идейно убежденные, преданные своему делу. На этот раз я увидел обычных наемников. Опора для власти очень ненадежное. В случае серьезной угрозы на них нечего надеяться - предадут, как пить дать.

В подвале Ленинского РУВД, куда нас наконец выгрузили из автобуса после неудачной попытки сбыть с рук на Окрестина, где все места были на то время заняты, я уже гостил 23 марта 2003 года, попав туда после разгона небольшой колонны КХП-БНФ около Главпочтамта. За это время зеленые, обшарпанные стены подкрасили и облицовали панельки, появился жидкокристалический телевизор, исчезли учебные плакаты с автоматами Калашникова и мишени в виде человека (вместо них теперь висит одинокий плакат с пакетом сока «Садочок» и схемой самодельной бомбы). И, что самое главное, куда-то делись милиционеры, готовые наставить заблудших на правильный путь, научить, как надо родину любить, доходчиво разъяснить политику партии.

Товарищ главнокомандующий разгоном площади-2010, разрешите доложить: идеологическая работа с теми, кто решился выдвинуть нос на улицу вечером 19 декабря и был за то справедливо наказан, полностью провалена!

Через эти семь лет они уже не нашли о чем говорить. И не слишком скрывали, что являются марионеточного исполнителями в постановочным фарсе. Так, в присутствии более сотни свидетелей, заместитель начальника Ленинского РОВД, с неприятным удивлением обнаружив отсутствие несовершеннолетних среди задержанных, позвонил своим подчиненным, которые все еще усердствовали в городе:

«Мне нужны пацаны. Привезите мне любых несовершеннолетних пацанов, слышите? "

По аудитории пробежал легкий смешок, кто-то сказал о педофилах в погонах. Смех смехом, но эта фраза полностью раскрывает суть декабрьского хапуна: работали кое-как, принимали на вес,  количеством. (Наверное, план по инвалидах, женщинах, журналистах, иностранных гражданах, городских клоуна и блатной шушамеци они уже выполнили.) Что еще раз подчеркивает их наёмницкую природу. О какой «идеологическую работу» может быть речь, когда им было до фонаря, кого хватать. Выполнили количественные показатели, да и только. За чтение нотации, видимо, не доплачивают. Так зачем заморачиваться?

Достаточно того, что приходится в сотнях протоколов ту самую «фабулу» старательно выводит. Этим словом у них называется описание состава преступления и обстоятельств задержания. Также символично, так как первоначальное значение слова «фабула» - басня, сказка. Ту «фабулу» напряженно, нервно ожидали, ее должны были откуда-то прислать и все никак не присылали.

Хотя чего было ждать и нервничать, когда она ничем не отличалась от «фабулы» семилетней давности? «Фабула» остается той же, как показатель стабильности белорусского жизни. Однако «фабульщики» изменились - они уже не верят в свои байки, машина работает только за счет инерции.

Хеппи-энд: режим, который держится на циничных опричника, осужден на смерть.