История белоруса в Швейцарии: «Все началось с обычного — "посмотреть мир"»

...Нашей жизнью правит случай. Даже когда ставишь перед собой стратегические цели или тактические задачи, все равно на каждом шагу сталкиваешься с каким-либо выбором, который в конечном итоге влияет на процесс достижения конечного результата, а часто даже и на сам результат. Так и в моем случае: большой целью когда-то было посмотреть мир, причем не столько в качестве туриста, сколько поближе.

Но дальнейшую жизнь свою я скорее видел все-таки в Беларуси. Были, конечно, сложные времена там, где я вырос, и хотелось иногда зарычать и крикнуть, мол, все брошу и уеду, но куда? И зачем? Кто меня где-то там ждет-то?

Помню, как в первый раз оказался в Швейцарии, мой большой случай номер раз: 1998 год, окончание неожиданно подвернувшегося турне в составе интернационального коллектива молодежных лидеров, как нас тогда еще называли. Ночной поезд сквозь разрисованные «граффитями» звуковые заграждения на северо-западном «въезде» в Базель, потом еще один поезд — по нескончаемым населенным пунктам среди не таких уж и высоких холмов, потом вдруг снежные вершины на горизонте — и непонятно большой, полупустой автобус куда-то наверх, по немыслимо узким дорогам — и непривычные перепады давления в ушах.

Забрались тогда с товарищем, скользя своими городскими, неприспособленными туфлями по хитрым, убегающим камням горной тропы, на высоту, о которой раньше только в книжках читали, прям до того снега, который и в августе не успевает растаять. И стояли там, безмолвные. Выше облаков, только шелест ветра да коровьи колокольчики в ушах, а там, внизу — муравьишки, да домики «ихние», да дорожки серпантином вперемежку с ручейками да речушками. «Страна-моделька», подумал тогда.

А еще: жаль, что свою вот так сверху не увидишь, разве что из самолета. Хотя «горизонтальные» виды бескрайних полей тоже, безусловно, свой шарм имеют.

Язык понравился. Я всю жизнь от немецкого «бегал», насколько было возможно, но когда впервые услышал «швицердючский» (швейцарский диалект немецкого), то прям «зашло». Произношение, мелодия, грамматика — совершенно другая «песня».

Официальных языков в Швейцарии четыре (немецкий, французский, итальянский и малоизвестный ретороманский), при этом немецкий — самый распространенный — «стандартен» только в прессе и частично в телевидении и радио, а в остальном — диалекты, диалекты, диалекты. Подробнее об этом расскажу, возможно, позже, а сейчас могу лишь сказать, что, «связавшись» с носителями языка, то, что я услышал и попытался повторить, было более чем интересно. И, главное, не так уж и сложно.

Возвращались домой, в Беларусь, с довольно определенным чувством: ну посмотрели — и хорошо. Да, красиво, интересно, по-другому, но дома-то — непочатый край, как говорится. Где-то, может, и промелькнула мысль, но сознательного понимания ее в тот момент не пришло.

Кто-то скажет, мол, судьба, кто-то — знак. Для меня же это был большой случай номер два: на границе с Австрией нас с товарищем сняли с автобуса и отправили обратно в Швейцарию. До сих пор не понимаю, почему вплоть до того момента я не увидел, что наши транзитные шенгенские визы оказались просроченными. В анкете мы писали одно, а в паспорте оказалось другое.

Как мы добирались обратно до Цюриха — это отдельная история. Баланс нашего «прибытия» в точку отправления был таков: швейцарская виза истекала на следующий день, шенгенский транзит уже пропал, из провианта - килограмм яблок и триста грамм шоколада. А еще пустые кошельки, небритость, усталость и видавшая виды гитара. Приютились в углу офиса молодежной организации, которая нас приглашала на заключительный этап вышеупомянутого турне, ходили по инстанциям, пели «наши» песни на Банхофштрассе и берегу Лимматта, смастерив из фотопленочных коробочек и риса «перкуссию». И большой случай номер три не заставил себя ждать: визы наши продлили на три недели, хотя просили мы их всего на пару дней. Когда получали паспорта, переглянулись и без слов ответили на свой немой вопрос: а куда, собственно, торопиться-то?

Прошло без малого три года, в течение которых мне неоднократно довелось побывать в Западной Европе, в том числе и в «стране-модельке», и я опять приехал в Швейцарию — на этот раз просто на каникулы, повидать друзей, погулять по протоптанным тропам да покататься на горных лыжах.

Последнее закончилось болезненным случаем номер четыре: в один прекрасный день лыжи меня не очень послушались, и две запланированные недели растянулись на два месяца. В гипсе, правда, но зато в тепле и не в обиде. Это было время, когда я еще верил в «знаки», и поэтому... поверил — и начал интенсивно искать что-то более постоянное в вышеозначенном регионе. И каково же было мое удивление, когда это «более постоянное» само нашло меня (большой случай номер пять): кто-то сказал кому-то, тот передал дальше, мне перезвонили — и с апреля 2001-го года у меня уже было годовое разрешение на пребывание типа «L».

Практикант, молодежный работник, проживание, питание и карманные деньги. После суровых 90-х — ну просто отпуск. Так казалось поначалу, по крайней мере... Я несколько недооценил серьезность отрыва от привычной культуры, языка, занятий, друзей. Плюс буквально захлебываешься в волнах новых впечатлений, лексики, традиций, «непоняток», «удивительностей»... И таки не выдержала долго «душа поэта»: уже через пару месяцев я понял, что нужно строить какие-то мосты между «там» и «тут».

На конкретную идею натолкнул большой случай номер шесть: помогал знакомому переезжать, заехали на приемно-сортировочную станцию избавиться от ненужного «мусора». Видели бы вы этот «мусор»! Там горы вполне пригодных в пользование вещей самого разного назначения: от мебели до оргтехники, от кухонной утвари до спортинвентаря, от одежды до мягких игрушек.

Идея родилась сама собой: белорусско-швейцарский трудовой лагерь, по десятку человек с каждой стороны, по сбору, сортировке и упаковке «мусора», читай: «товара». Не без экскурсий и прочих культурно-массовых мероприятий, разумеется. Спонсоры, включая, кстати, даже муниципалитет, идею оценили, и два таких лагеря были успешно проведены.

Каждый раз, уезжая, белорусы увозили с собой почти две тонны «мусора», который потом распределялся по общественным организациям и детским домам. Этот проект не только сильно облегчил процесс моей интеграции «туда» и отдаления от дома, но и посеял семена мысли в почву «сколько я могу откуда сделать для своей страны». Много думал.

Подходил к концу срок моего контракта, а, значит, и визы. В очередной раз актуализировался вопрос: что дальше? Честно говоря, захотелось «продолжения банкета», хотя и понималось, что «простых» способов остаться в стране практически нет, а в сложности ввязываться было просто незачем: зачем прыгать выше головы или лезть в кабалу (или, еще хуже, нелегал), если жизнь моя и дома была не такой уж и грустной?

И посетила мысль: а почему бы не попробовать получить европейское образование? Покопал там-сям, с людьми поговорил, пару звонков сделал. Оказалось, возможностей больше чем достаточно — как с точки зрения оплаты учебы, так и в плане разрешения на пребывание. Единственный момент упирался в жизнеобеспечение — то есть где жить и что кушать. Но «момент» решился все тем же «не имей сто рублей», и я решил попробовать.

Представители выбранного мной университета приняли мои документы неожиданно радушно, хоть и улыбнулись снисходительно моему красному диплому экономиста-международника «заграничного» коммерческого ВУЗа (уже, правда, несуществующего), и «обрадовали» четырьмя вступительными экзаменами: математика, физика, английский, немецкий. Местных гимназистов брали без экзаменов. Местных «общеобразованных» — с оными.

Мои три года высшей математики, вполне недвусмысленно выраженные высшими баллами в дипломе, никого не впечатлили, и от соответствующего теста я, увы, освобожден не был. Хотя на тот момент я скорее желал освобождения от физики и, тем более, немецкого, потому как в этих науках уровень мой оставлял желать много лучшего.

В результате мою любимую математику я сдал на почти «хорошо», потому что в каждом задании искал подвох — на этом, собственно, и «засыпался», — зато физика и, что самое удивительное, немецкий превзошли все ожидания. Ну а с английским у меня уже на тот момент никаких проблем не было. Отсюда, собственно, и «вердикт»: поступил! И при получении разрешения на пребывание (на этот раз типа «B») в полиции по делам иностранцев бумагу подписал: «По окончании или прерывании учебы обязуюсь покинуть страну».

Большим случаем «номер столько-то» это уже не было: тут все-таки сам «накопал», сам «прогрыз»... И потом еще три с половиной года грыз... Тоже, кстати, весьма занимательная, но, опять-таки, отдельная история. И она, разумеется, тоже однажды закончилась — торжественным вручением дипломов, выступлением молодой, но уже внушающей доверие федеральной советницы, банкетом с бесконечными заветно-звенящими подносами и «танцуют все»!

И настал черед решения очередного неизбежного момента: «обязуюсь покинуть страну». Навряд ли стоит удивляться, что к тому моменту ответ на этот вопрос мне не пришлось искать одному. «Ты же понимаешь, что это значит?» — спросил я. «Да,» — сказала Она. И повторила это несколькими днями позже, когда прозвучал другой по содержанию, но, в общем-то, тот же по смыслу вопрос. «Да».

Вот так, вкратце...