Экономист, старший научный сотрудник исследовательского центра BEROC Дмитрий Крук анализирует на «Радыё Свабода», сможет ли Россия и впредь рекордно помогать белорусскому режиму финансово, оценивает перспективы экономической самоизоляции Беларуси и дает стратегический прогноз развития белорусской экономики.
— Александр Лукашенко во время встречи с Владимиром Путиным в Москве снова, уже не первый раз, повторил тезис о том, что Беларусь и Россия должны выживать экономически отдельно, фактически в условиях изоляции. Интересно, что Путин никогда не подхватывал этот тезис — обычно молча его выслушивал. Этим Лукашенко якобы намекает, что Россия должна оплачивать те расходы, которые несет белорусская экономика вследствие санкций и уменьшения экспорта на Запад?
— Возможно. Допускаю, что это прямой намек на то, что хорошо было бы еще больше получать от Москвы. Но, скорее, это просто констатация того факта, что Беларусь сейчас изолирована и тотально зависит от России по всем фронтам.
— Белорусская экономика, действительно, очень активно переориентируется на Россию. Удается ли это сделать без существенных потерь, компенсирует ли российский вектор уменьшение торговли с Евросоюзом?
— Если говорить о так называемых «компенсаторах», то я бы разделил их на 2 группы. Первая — это собственно помощь России, вторая — это то, что можно назвать «повезло».
Спад, зафиксированный в прошлом году, был, действительно, не такой большой, как можно было ожидать. Ведь повезло: была довольно привлекательная ценовая конъюнктура в мире (сейчас это уже меняется), и, соответственно, хотя бы на каком-то уровне поддерживать экспорт калийных удобрений и реанимировать экспорт нефтепродуктов было проще.
Второе — рост ценовой конкурентоспособности на российском рынке. Это произошло благодаря укреплению российского рубля, которое наблюдалось в 2022 году, поэтому доходы белорусских производителей выросли. При тех же затратах они продавали свою продукцию на российских рынках по большим ценам (в долларах).
И третье — это воскрешение, восстановление «нефтяной ренты». В контракт было внесено условие, что цена привязана к российскому сорту нефти Urals. Российская нефть в результате санкций сильно упала в цене. И сложилась ситуация, при которой Беларусь смогла приобретать более дешевую нефть в России и продавать нефтепродукты по рыночной стоимости.
И другие формы поддержки — низкая цена на газ, расширенный доступ на российский рынок, реструктуризация государственных долгов и прочее.
— Все это, как было подсчитано, в 2022 году в общей сложности составило около 15 миллиардов долларов прямой и косвенной поддержки России. Может ли это продолжаться и в 2023 году?
— Такие цифры всегда имеют определенный условный характер. Большая часть этой цифры — цены на газ. На мировом рынке они в 2022 году прыгнули до небес, а Беларусь приобретала его очень дешево. Я соглашусь с тезисом, что в истории независимой Беларуси именно в 2022 году власти получили наибольшую материальную поддержку от России в самых разных формах.
— Что касается процесса переориентации белорусской торговли на восточное направление — есть ли какие-то успехи в торговле с другими кранами, кроме России?
— Из той ограниченной статистической информации, которую мы имеем, можно предположить, что успехов почти нет. Доля восточных стран растет, но это исключительно автоматически, за счет сокращения доли Евросоюза и Украины. Но главным компенсатором выступала, безусловно, Россия.
— В самой России весной этого года довольно радикально снижались доходы бюджета в результате падения доходов от продажи нефти и газа. Насколько это стратегический тренд?
— Это очень важный стратегический тренд, который формируется. Я думаю, что снижение нефтегазовых доходов будет только набирать обороты. Но надо понимать, что последствия этого мы почувствуем не мгновенно. У России есть «подушка безопасности» — Фонд национального благосостояния. Там довольно много денег, как минимум год они могут смягчать эти последствия.
Но для Беларуси это очень яркая ситуация зависимости от одной страны. Если, как в 2022-м, спрос с этой страны возрастает — это может подталкивать экономическую активность. Но как только ситуация там меняется, то мы становимся заложниками, и все их проблемы становятся нашими проблемами. Это для Беларуси очень существенный вызов — и надо громко говорить об этой зависимости от России.
— Какой стратегический смысл имеет курс белорусской власти на самоизоляцию? Как это повлияет стратегически на белорусскую экономику? Ведь страна лишается инвестиций, западных технологий, плюс из страны уезжают экономически активные люди.
— Стратегически ситуация выглядит ужасно. Я не вижу возможности смикшировать такой эпитет, так как это фактически крест на перспективах развития. Беларусь в лучшем случае может рассчитывать на стагнацию. Стратегически мы оказываемся в замкнутом кругу. Стагнация, отсутствие роста — это лучший реалистичный сценарий.
При этом окно для потенциального падения находится очень глубоко. Когда-то, еще в 2010 году, в разговоре с чиновником я услышал такую фразу, что у нас стратегия — это взгляд на несколько кварталов, тактика коротких перебежек.
— Но они могут сказать, что Запад — не пуп Земли, можно взять технологии в России или в Китае.
— Сказать могут, но то, что эти технологии отстают от более передовых западных — никто под сомнение не ставит. Фактически мы превращаемся в страну вчерашнего дня.
Добро пожаловать в реальность!