Как потребительское поведение и настроения бизнеса влияют на ситуацию в экономике? Может ли усиление господдержки предприятий способствовать ее оздоровлению? Нынешняя ситуация в экономике — это кризис?
На эти и другие вопросы в интервью газете «Белорусы и рынок» ответила академический директор Центра экономических исследований BEROC Катерина БОРНУКОВА.
— Какие факторы сейчас оказывают наибольшее влияние на ситуацию в экономике?
— Самым важным сейчас является высокая степень неопределенности и недоверие государству всех частных экономических субъектов — и предприятий, и домохозяйств. Неопределенность сохраняется как в мире — из-за пандемии коронавируса, так и внутри Беларуси — из-за экономического и политического кризиса. Никто не знает и не понимает, как развивается ситуация.
— Эти факторы выглядят чисто психологическими. Почему это важно для экономики?
— Потому что и потребители, и бизнес находятся в режиме ожидания и из-за этого сокращают свои расходы. О влиянии потребительского поведения на экономику мы можем судить хотя бы потому, что, несмотря на рост доходов населения, розничный товарооборот падает. Вряд ли сейчас можно говорить, что люди стали меньше есть. Скорее, они начали экономить на товарах длительного пользования, покупку которых можно отложить. Люди не совершают крупных покупок, поскольку не уверены в том, что завтра у них будут доходы.
Примерно так же реагирует на ситуацию и бизнес. Однозначно нельзя утверждать, что сейчас весь бизнес чувствует себя плохо. Плохо сегодня тем, на кого непосредственно воздействует пандемия, например туризму и HoReCa. Остальных беспокоит неопределенность: они не знают, как будет развиваться ситуация в экономике и как будет меняться экономическая политика. В этих условиях компании приостанавливают инвестиционную деятельность, не нанимают новых людей, не запускают новые проекты.
Если обратиться к IPM-индексу, который Исследовательский центр ИПМ составляет ежемесячно по результатам опросов частных компаний, и результатам опросов Нацбанка, можно увидеть, что большинство предпринимателей оценивают свое текущее положение едва ли не хуже, чем в первую волну пандемии в апреле — мае прошлого года. Эти негативные настроения, несомненно, влияют на их деятельность.
Одним из результатов такой тенденции стало замедление роста в IT-секторе: в нынешнем январе он составил 2,9 % по сравнению с январем прошлого года, в то время как за первое полугодие 2020-го рост в этой сфере составлял порядка 10 %. Можно предположить, что если бы мы сравнивали ситуацию в IT-сфере месяц к месяцу за последнее полугодие, то обнаружился бы и спад. Вполне вероятно, что ситуация в этой отрасли будет ухудшаться и дальше. Если осенью прошлого года в опросах dev.by значительная часть айтишников говорили, что не собираются уезжать из страны, то сегодня ситуация сильно изменилась. У людей из этой сферы есть ощущение поражения, они не видят смысла ждать и рисковать, и все больше специалистов и компаний выбирают релокацию.
— Влияют ли на настроения в предпринимательской среде последние инициативы правительства, которые в перспективе могут ухудшить условия ведения бизнеса?
— Очень важно, что сейчас никто не понимает, что происходит в самом правительстве. Единого направления движения не просматривается. Возьмем, например, прошедшее в феврале Всебелорусское народное собрание. На нем из уст действующего президента прозвучало, что нелояльный бизнес не нужен, что его нужно вырезать, а регулирование деятельности частного сектора — усиливать. Но на том же собрании была представлена и новая программа социально-экономического развития, в которой отмечена необходимость создания условий для развития малого и среднего бизнеса, сокращения регулирования, создания инфраструктуры для предпринимательской деятельности, поддержки экспорта и облегчения доступа к финансированию.
Аналогичная ситуация с налоговой системой. С одной стороны — недавние заявления первого вице-премьера Николая Снопкова о том, что Беларуси нужна более понятная, прозрачная и простая налоговая система, с другой — письмо Комитета госконтроля, содержание которого по сути предполагает значительное ухудшение условий работы для индивидуальных предпринимателей.
Такие противоречия не позволяют сориентироваться и понять, как будет развиваться ситуация.
— Тем не менее бизнес предполагает, что скорее следует ожидать ухудшений…
— Да. Причем даже в сравнении с недавним прошлым. В последние несколько лет нашу бизнес-среду нельзя было назвать идеальной, но при этом государство стремилось делать шаги навстречу частному бизнесу, пыталось улучшить условия его работы, рассматривало инициативы о снижении наказаний за экономические преступления. Теперь же все громче звучат заявления о том, что бизнес будут давить, загружать регулированием.
И дело не только в таких инициативах, как недавнее письмо КГК. Гораздо более яркий пример — недавнее решение по введению жесткого регулирования цен на 62 наименования социально значимых товаров. Это чисто административный подход к рыночным отношениям: если мы не можем остановить инфляцию, значит, нужно заморозить цены. И это очередной сигнал бизнесу, что тот работает в небезопасной среде.
— Как все эти тенденции могут повлиять на жизнь обывателя?
— Для обывателя резких моментальных изменений не будет. Его доход не будет расти так быстро, как раньше, потому что в обозримом будущем экономического роста нашей стране не видать. Обыватель будет с завистью смотреть в сторону Польши и стран Балтии, где за такую же работу люди получают значительно большие деньги. И в этом нет ничего хорошего. Хоть экономика и не погружается в кризис, она теряет источники роста. Один из таких источников — тот же IT-сектор, который до пандемии генерировал половину роста ВВП. Совсем недавно это была одна из немногих отраслей, которые выросли на фоне падения промышленного производства и услуг.
— Возможно, последние инициативы правительства по поддержке госсектора и расширению директивного кредитования связаны с надеждами начать генерировать рост за счет госпредприятий?
— Проблема заключается в том, что денег на поддержку госсектора нет. Уже по итогам января дефицит бюджета был пересмотрен в сторону увеличения. Даже если предположить, что есть возможности для увеличения государственных инвестиций, ресурсы не настолько велики, чтобы перекрыть отток инвестиций от частного сектора.
Деньги на госсектор сегодня пытаются искать, но эти попытки больше похожи на выстрел себе в ногу. Например, ходят слухи, что банки списывают часть долгов госпредприятий. Это означает сокращение ресурсов банковской системы, в результате чего денег для кредитования других предприятий у банков будет меньше. К тому же, если плохие долги предприятия меняются на хорошие долги Минфина и такие решения становятся серийными, то через некоторое время и долги Минфина могут рассматриваться как плохие.
— Судя по всему сказанному, ситуация в экономике далеко не благоприятная, но при этом вы говорите, что экономика не погружается в кризис. А что в экономической науке понимается под кризисом?
— Как правило, кризисом считается снижение ВВП и занятости. Пока ни того, ни другого нет. Зафиксирован даже небольшой рост ВВП, который, правда, обеспечен за счет низкой базы прошлого года — фактически мы не выросли, а вернулись на уровень 2019-го. Тем не менее формального ухудшения нет. В этом отличие от ситуации конца 2010 года, когда образовался огромный дефицит внешней торговли, недостаток золотовалютных резервов и стало ясно, что мы идем ко дну. Сейчас ситуация не настолько критична. Есть отсутствие источников роста при определенной финансовой несбалансированности.
— Эта ситуация напоминает известную притчу о лягушке, которую посадили в кастрюлю с холодной водой и начали подогревать. Сначала ей вроде бы было тепло и даже приятно, но когда температура стала нестерпимой, она уже не смогла выпрыгнуть.
— Да, похоже. В последние десять лет для нас это типичная картина: вроде бы ничего трагического не происходит, но и роста нет. Отсутствие же роста в современной экономике означает отставание, в том числе от соседних стран. И оно становится все более значительным.
Добро пожаловать в реальность!